"Олег Суворов. Злой Город " - читать интересную книгу автора

пообещав всем присутствующим, что в эту же ночь "по всей Москве будет
установлена Советская власть и больше не будет ни мэров, ни сэров, ни
херов".
Дмитрий начал изнемогать от всего этого истеричного сумасшествия. Он
отошел к набережной и присел на неоструганное бревно, торчавшее из
баррикады.
"Только сумасшедшие могут злобствовать в роскошные дни бабьего лета, -
ни с того ни с сего вдруг подумалось ему, - только они своими налитыми
кровью глазами могут не замечать всего этого золотисто-голубого великолепия
красок, всей этой удивительно спокойной красоты осеннего пейзажа. Неужели
можно отдать жизнь за что-то иное, как не за возможность еще и еще раз
насладиться осенними запахами и красками, осенними настроениями и
размышлениями, осенней влюбленностью и осенней грустью? Если это
действительно так, то подобная жизнь немногого стоит. Во всем этом есть
какая-то непостижимая мудрость, но когда природа имитирует умирание,
готовясь к переходу в долгую зимнюю спячку, нам острее хочется жить и не
просто жить, как мы это делаем в иные времена года, но жить вдохновенно,
ярко и влюбленно. И потому так дико для меня это зрелище - кровь убитых на
осенней листве, так тяжел запах гари и пороха под этим светло-голубым,
начинающим предзакатно темнеть небом. Смерть уместна в долгую зимнюю ночь, в
невыносимо жаркий полдень, в слякотные сумерки весны - но только не сейчас,
не в эти великолепные дни отцветающего бабьего лета!"
- Эй, мужики, кто хочет посмотреть на труп мента? - здоровенный мужик с
упитанно-розовым, гладковыбритым лицом невесть откуда вывернулся на своем
бежевом "жигуленке" и теперь широко распахнул багажник. - Подходи и смотри и
совершенно бесплатно.
И к нему действительно со всех сторон вприпрыжку побежали любопытные.
Но, странное дело, видя в багажнике это беспомощное скрюченное тело, этот
незакрытый, остекленевший глаз, залитый кровью с разбитого лба, эту
беспомощно вывернутую худую мальчишескую руку - все эти пенсионеры, боевики,
подростки, которые весь день ожесточенно дрались с милицией, вдруг
почувствовали нечто такое, отчего молча и смущенно отходили, пряча глаза и
словно стыдясь своего зверского любопытства.
Плевались и матерились лишь самые грубые натуры с
неодушевленно-дегенеративными лицами.
Видимо, в издевательстве над трупом врага было что-то нечеловеческое,
сверхварварское, что уже не укладывалось даже в самом воспаленном сознании.
И Дмитрий, который наблюдал эту сцену издали, вдруг вспомнил Батыя при
взятии Козельска, который, не имея возможности отыграться на живых, приказал
рубить головы мертвым.
Решив, что в темноте у него будет больше шансов, он влез в автобус,
куда приглашали всех желающих ехать на штурм "Останкино". Было уже около
семи часов вечера. Входя в салон, он оцарапал руку о чью-то заточку и теперь
старательно перевязывал рану носовым платком, морщась от вида собственной
крови.
Грузовики под красными флагами, а за ними и автобус выехали на
центральные улицы, Дмитрий удивленно смотрел в окно, ожидая увидеть хоть
какие-нибудь БТРы, преграждающие путь этой вооруженной анархии. Но мало
того, что их не было, складывалось впечатление, что для всей колонны была
намеренно открыта зеленая улица.