"К.А.Свасьян. Гете" - читать интересную книгу автора

натыкаться на высказывания, определенно подчеркивающие граничащее с
презрением недоверие к слову, языку, писательству вообще. "Поменьше писать,-
гласит одно из правил Гете,- побольше рисовать" (9, 32(1), 159). "Близко
знававшие меня друзья,- вспоминает он в старости,- часто говорили мне, что
прожитое мною лучше высказанного, сказанное лучше написанного, а написанное
лучше напечатанного" (9, 36(1), 232). "Непосредственному созерцанию вещей
обязан я всем,- заявляет он за год до смерти,- слова значат для меня меньше,
чем когда-либо" (9, 48(4), 154). Ненависть к фразам граничит у него почти с
одержимостью; он признается однажды в физической невозможности "сделать
фразу". "Ничего в жизни не остерегался я так, как пустых слов" (9, 35(1),
158). Книгам, как собственным, так и чужим, предпочитает он всегда живое
общение, опыт, жизнь. "Чем был бы я, не общайся я всегда с умными людьми и
не учись я у них? Не из книг, но в живом обмене идей, в доброй общительности
должны вы учиться" (8, 9-10). Ибо "писать - значит злоупотреблять языком...
Все влияние, которое человек способен оказать на человека, осуществляется
через его личность" (9, 34(4), 148).
Приведенные выдержки - капля в океане - не случайные обмолвки, а едва
ли не самый существенный лейтмотив гетевского мировоззрения. Понять их,
понять суровейшую неприязнь к словам непревзойденного мастера слова - значит
овладеть ключом к тайнику творчества Гете. Неприязнь к словам - мы слышали
уже выше - есть неприязнь к пустым словам. Что есть пустые слова? Для ответа
на этот вопрос нам пришлось бы переворошить целые курсы лингвистики, но что
поделать - вопрос поставлен, и ответ должен явиться, тем более что без
ответа на этот вопрос к Гете не может быть доступа. Пустые слова - слова,
лишенные созерца-тельности и предметности. Они - продукт рассуд-ка, извне
оформляющий данные созерцания, вытравляя из них присущее им самим
содержание. Лингвисты позднее назвали их языковыми знаками, которые
связывают не вещь и ее название, а лишь понятие вещи с ее акустическим
образом.
Поль Валери, один из тех немногих умов, которые по-своему и в силу
собственной естественности пришли к мировоззрительному настроению, во многом
совпадающему с гетевским, проанализировал ситуацию в следующем наблюдении:
"Вы, несомненно, подмечали любопытный факт, когда какое-то слово, которое
кажется совершенно ясным, если вы слышите или употребляете его в обиходной
речи, и которое не вызывает никаких трудностей, если оно включено в
скороговорку обыденной фразы, становится магически затруднительным,
приобретает странную сопротивляемость, обезвреживает все попытки определить
его, стоит только вам изъять его из обращения, чтобы рассмотреть его со
стороны, и искать в нем смысл в отрыве от его насущной функции". "Обратитесь
к вашему опыту,- резюмирует Валери,- и вы обнаружите, что
мы понимаем других и понимаем самих себя лишь благодаря быстроте нашего
перелета по словам. Не следует задерживаться на них, иначе откроется, что
наиболее ясная речь сложена из загадок, из более или менее ученых иллюзий"
(62, 1317-1318).
Пустые слова, присвоившие себе титул понятия, оказываются, таким
образом, более или менее блистательной формой, таящей в себе содержательный
иллюзион невнятиц. Быстротой нашего перелета по словам мы обеспечиваем себе
не понимание, а лишь иллюзию понимания. Скажем так: понять нечто сложное -
значит помимо слова, обозначающего это нечто, погрузиться в само явление и
исходить из него. Само по себе слово есть всего лишь символическое