"Людмила Свешникова. Клеверное поле" - читать интересную книгу автора

подрамнике, выдавил на палитру пурпурный кадмий, золотистую охру, фиолетовый
краплак и начал писать.
Золотое кипение над темнотой туч слегка поблекло, но пушистые цветы так
же горели розовыми огоньками. Игорь работал, кладя быстрые мазки на холст,
вглядываясь в поле. Впрочем, картина с неистовой игрой красок уже
запечатлелась в его памяти, он мог видеть ее с закрытыми глазами. Работал
он, пока не посерело закатное небо, опять зачастил дождь и похолодало. Озноб
от промокшей рубашки напомнил о куртке, оставленной в купе, наступал вечер,
и он пошел к станции узнать о ближайшем поезде на Оренбург.
В крохотном зальце станции стояли два деревянных дивана с неизменным
МГТС на спинках и бачок питьевой воды с надежно прикованной на цепь кружкой.
Женщина в выцветшем платье с замызганным подолом, широко расставляя толстые
ноги, обутые в галоши, мыла пол. Игорь нацедил из бачка желтоватой воды и
пошутил:
- Мощное сооружение.
- А то как! - сердито отозвалась женщина. - То и гляди уворуют. Со
скорого, что ли?
- Со скорого.
- Не к учителю?
- Я здесь никого не знаю, захотелось запечатлеть ваши места.
- Какие такие места - степь-матушка. Выйди-ка на двор, дай домыть.
Дождик не прекращался - реденький и упорный. В темноте безлесая
местность неразличимо сливалась с горизонтом, пахло мокрой землей и
душисто-пряным травяным настоем. В полукилометре от станции мигали слабые
огоньки, должно быть, пристанционный поселок. Женщина скоро вышла и
выплеснула с платформы грязную воду из ведра. Игорь, стараясь не наследить,
вытер ноги о мокрую тряпку у порога, вернулся в станционное зальце и
остановился напротив картины, прислоненной к спинке эмпээсовской мебели. Она
увиделась ему похожей на цветную фотографию, и, вглядываясь, он старался
понять, почему не получилось ясно увиденное, поразившее воображение. Вытащив
из этюдника мастихин, раздраженно начал снимать он с полотна краску.
Несколько кусочков ее упали на пол.
- Эй! - воскликнула вошедшая следом за ним женщина. - Эй, чего
хавозишь-то! Тут моешь, моешь...
- Извините... - Игорь носовым платком подтер пол.
- Если от оренбургского отстал, так завтра в обед пройдет. Так до
завтрева и будешь тут? - Она бросила на деревянный диван жидкий матрасик и
телогрейку.
- Послушайте, мне надо остаться на день. Нельзя ли где переночевать...
и поужинать. Я заплачу. - Игорь вытащил кошелек, тисненный по коже золотом.
Женщина с уважением посмотрела на красивый кошелек.
- Чего нельзя - ночуй. На дежурстве я, а ты иди за линию, вторая изба с
краю. Спросишь Микешу Попова - сынок мой. Скажи, так, мол, и так, мать
прислала. Молока пускай даст, на загнетке картоха утрешняя в чугунке...
"Безумство застрять на этом степном разъезде, - размышлял Игорь. - Да,
пожалуй, так, но невозможно покинуть место, где ты увидал Главную Картину. А
треклятое панно в Оренбурге? Черт с ним! Тошнотворная работа: рабочий с
бицепсами культуриста и жизнерадостная колхозница на фоне заводских труб и
тучных нив. Нет уж, пускай Ионыч малюет - ему не привыкать!"
- А то надумаешь - приходи к обеду, кассирша за час до поезда