"Феликс Светов "Отверзи ми двери" (Роман, 1927)" - читать интересную книгу автора

сколько навалилось: и внучка на тебе, и дочь умерла, и мужа давно нет,
верно? А вот предложили бы тебе снова прожить жизнь, и чтоб все не так -
жила б в большом городе, ну, скажем, в Москве; была б ученая, книги
писала, заграницу ездила, портреты б твои печатали в газетах - ну и все,
чего надо. Захотела б, или предпочла свою такую ж, как была, еще раз
повторить?
- Молодой ты, хоть вон, и усы нарастил. Что ты, мил человек, понимаешь про
мою жизнь - веселая она или хоть в петлю? Да хоть бы и в петлю - значит,
такое испытание, удержусь или нет от греха, крест приму... У меня, может,
такое в жизни было, - вон ты, как кадры в очках - на заводе я в войну
работала: "Мужа нет, нация, в армии не служила, в белой, то есть..." Да
разве ты меня - погляди получше! - в этих кадрах разберешь? У меня, ух,
такое было, что зачем мне твои портреты - чего на меня глядеть, кому?
Грех, конечно, вот и замаливаю, внучку доставляю до места. Испытание, или
еще, может, чего. А за что мне по второму разу ходить всеми этими
тропками? Не такая великая грешница, да такого наказания никогда и не
бывало. Только я скажу тебе, последнее дело позавидовать другому счастью
или своим перед кем другим погордиться. Кому что положено, так я тебе
отвечу, ну и делай, что тебе совесть говорит. А знать, чего на этом
выгадаешь - прогадаешь, - не нашего ума дело... Ясно ответила или еще что
разъяснить?..
- Вы простите меня, - Лев Ильич от чего-то очень нервничал, с ним такого
давно не было: "В детство впадаю", - подумал он, но тут же отмахнулся, -
мне очень бы важно, чтобы вы ответили. То есть, мне это важно, а вам,
если, конечно, покажется неприятным, вы не отвечайте, а меня извините...
Вы в Бога веруете? То есть, не так, чтоб - а как же, мол, и все тут, а
реально, во Христа, в Воскресенье Его, в третий день по писанию, в
Церковь, - что в ней не одна только служба и обряд, утешение, быть может и
обманчивое, а Бог и верно обитает? - Лев Ильич смотрел внимательно,
напряженно, но краем глаза отметил, как Вера к нему обернулась, глаза у
нее совсем круглые стали.
- Ты сам-то не русский будешь? - спросила женщина.
- Нет, - ответил Лев Ильич, что-то в нем дрогнуло, - я еврей. Что ж,
поэтому отвечать не стоит?
- Христос с тобой, милый человек, а Богородица наша - Матерь Божия кто
по-твоему была, а святые Апостолы? Я потому тебя спросила, что немолодой
уже, в моих годах или помене?
- Сорок семь лет. Полвека живу.
- Видишь как, сколько в России прожил, а такое про Церковь загадываешь. А
как бы я жила - не верила? Мужик мой у нас в деревне - я из-под Сасова,
Тамбовская была область, это потом, в войну залетела в Сибирь, - озорничал
больно, крест сшиб на колокольне. Последний оставался крест, уже служить
давно некому было, нашего батюшку еще в антоновщину кончили. Сбил крест,
перед деревней выхвалялся, это когда колхозы пошли. Правда, потом - не
случись с ним этого, может и отыгралось бы ему его озорство - у нас, чуть
погодя, всех этих озорников-партейных позабирали. Прямо под самую Пасху и
сбил, а через неделю - выпил, правда, да не очень и пьяный был, тогда на
Пасху он и загулял, - икону у меня углядел. Да чего ее глядеть, она, как
себя помню, всегда в углу висела - бабкина еще икона. Это, говорит, что
еще за темнота такая, что ж, говорит, крест на колокольне сбивать, а в