"Тимур Свиридов. Спасатель" - читать интересную книгу автора

последовать за ним наверх. Это, так сказать, официальная версия. Но была и -
другая, альтернативная, и она гораздо более походила на истину. Профессор
почему-то опасался меня, чего-то недоговаривал и шпионил.
Я выложил фотоаппарат с принадлежностями на тумбочку. По крайней мере,
эта вещь мне сегодня пригодится - портрет психованного профессора отлично
будет смотреться на фоне всех этих ботанических и зоологических чудес на
обложке "Важнейших событий".
Я посмотрел на часы - до назначенного времени оставалась еще пара
минут - и выглянул в окно. Прямо передо мной высился могучей кроной кедр. На
вид ему было много лет. Вырасти за короткий срок существования заповедника
"Спасатель" он никак не мог. Значит, здесь еще до появления Квастму и его
бригады было налажено выращивание необычных деревьев? Или же его привезли
сюда уже довольно взрослым деревом?
Пора!
Диктофон я спрятал в нагрудном кармане куртки, фотоаппарат повесил на
шею и вышел из комнаты.
Хотелось есть. Почти с самого утра у меня во рту не. было ни крошки -
сначала торопился к Азальберто. потом в пути не хотелось лезть в сумку за
сандвичами. По дороге же до "Спасателя" и особенно после встречи с собаками
мне было как-то не до еды. Интересно, предложит Квастму что-нибудь? Или
благородные порывы гостеприимства ему совершенно чужды?
Профессор сидел в том же кресле. Перед ним так же горел красками экран
телевизора с выключенным звуком. Несмотря на то, что я вошел тихо, как мышь,
он почувствовал мое приближение.
- Садитесь, журналист, - бесстрастно сказал он.
Я сел почти рядом с ним, положив на соседнее кресло фотоаппарат. Мне не
хотелось первым завязывать разговор. Я бы с удовольствием послушал, с чего
начнет Квастму.
- Юноша, - произнес он, - вы позволите мне вас так называть, ведь я
гожусь вам в отцы? - И, не дожидаясь моего согласия, продолжил: - Разрешите
пригласить вас посмотреть со мной телевизор. Живешь в такой глуши, и это,
можно сказать, одна из тонких ниточек, которая связывает тебя с
цивилизацией...
Я, слава богу, успел включить диктофон, и, кажется, сделал это в
достаточной мере незаметно. Теперь я мучительно прикидывал, как бы повкуснее
обыграть в будущем репортаже приверженность старикана смотреть "немой"
телевизор.
На экране, чуть тронутые зеленым, голубым и розовым, толпились люди.
Почему-то все их одежды и лица казались серыми. Камера наплывала на толпы,
лавины машин, стремительно стартовавших от каждого светофора, на громады
геометрических стальных зданий. Без звука все выглядело какой-то
бессмыслицей. Иногда выплывали крупно чьи-то лица, и губы их влажно
шевелились. Но глаза были пусты и безжизненны, и потому невозможно было
понять, о чем они говорят. Люди, люди, люди.
- Профессор, - начал я осторожно, - но почему же без звука?
- Звук все портит, молодой человек. Без звука изображение на экране -
это песня. Цельная, острая, жгучая. Звук дезинформирует сознание,
сублимирует человеческое внимание с очевидного на возможное или желаемое.
- Погодите, - вставил я, - но без звука все как-то бессмысленно.
- Вот именно. - Квастму оживился и повернулся ко мне. - Хотя вы и правы