"Томас Барнет Сван. День минотавра (Минотавр-1/3) " - читать интересную книгу автора

твердостью. Подобно раковине-багрянке, дающей пурпур, она, казалось, вышла
из морских вод, омытая ими и благоухающая, фиолетовый цвет багрянки был
цветом ее глаз, а тело было крепким, как сама раковина. Сандалией можно
раздавить цветок, но не раковину.
Тея собирала крокусы для своего отца, потому что верила - он придет к
ней из Кносса. Его образ предстал перед ее мысленным взором: Эак - воин и
царь. Для критянина он был высоким, с широкими плечами и узкими бедрами,
его можно было бы принять за юношу, если бы не морщины у глаз, тонкими
ручейками сбегающие к боевым шрамам:
V-образный след от стрелы и след от боевого топора. Ей нужна была его
сила, чтобы заглушить страх перед нашествием, ей нужна была его мудрость,
чтобы лучше справляться с Икаром, который иногда вел себя так, будто ему не
пятнадцать лет, а пять, и любил исчезать из дворца и отправляться в
таинственные путешествия, говоря "я уползаю".
Голубая обезьяна спрыгнула с дерева, схватила крокус и бросила его в
плетеную корзинку, стоявшую у ног Теи. Та засмеялась и обхватила обезьяну
руками. Хотя Тея стала уже совсем взрослой девушкой, она не расстраивалась,
что ее единственными друзьями по-прежнему оставались обезьяна, служанка и
любимый, хоть и несносный брат, а вместо игр с быком, акробатических
соревнований и танцев при лунном свете на берегу реки Кайрат она
развлекалась тем, что пряла лен и красила полотняную одежду. Вырвавшись из
ее рук, обезьяна, которую звали Главк, схватила корзинку и утащила ее на
пальму. На верхушке дерева Главк спугнул пчелиный рой, а затем помахал
корзинкой, демонстрируя свою добычу.
Тея показала ему кулак и, притворившись рассерженной, покачала дерево
и зарычала, как сердитый лев. Это было частью их игры. Но она все же
оставалась Теей, не ощущая в себе ничего львиного. Когда Икар превращался в
медведя, он ревел, ходил крадучись, и ему по-настоящему хотелось меда, ягод
и рыбы. А рассудительная Тея даже в раннем детстве не любила притворяться
кем-нибудь другим.
- Зачем же мне притворяться, что я дельфин? - однажды спросила она у
своего товарища по играм. - Я - Тея.
Это нельзя было объяснить самодовольством или недостатком воображения,
это было что-то вроде невысказанного признания, спокойной благодарности за
дары Великой Матери.
Раньше Главк всегда бросал корзинку к ее ногам и она, с радостью
переставая быть львицей, вознаграждала его фиником или медовой лепешкой. Но
сегодня Тея упала на землю среди цветов, будто сорвавшись с дерева,
съежилась и заплакала. Это уже не было частью их игры. Она слышала
разговоры слуг и заметила, как они перешли на шепот при ее приближении и
внезапно замолчали, когда она попыталась с ними заговорить. Она видела, как
напряжен был ее отец, когда он в последний раз приходил из Кносса. Он был
неестественно бледен, и шрамы казались открытыми ранами. "Если отец придет,
- подумала она, - я не отпущу его обратно в Кносс. Я оставлю его в
безопасности здесь, с нами, в Ватипетро. Если он придет..."
Главк слез с дерева, поставил корзинку Tee на колени и, приветливо
бормоча, обнял за шею. Тея посмотрела на него с удивлением. Хотя ей было
только шестнадцать, она привыкла утешать всех сама. Она быстро вытерла
слезы голубым льняным платком с летучими рыбками на кайме и вновь стала
собирать цветы.