"Томас Барнет Сван. Зелёный Феникс (Меллония-1) " - читать интересную книгу автора

Зевса, а Кастор и Клитеместра - от ее земного супруга Тиндарея, поэтому
Поллукс и Елена считались бессмертными, а Кастор и Клитеместра - смертными.
После смерти Кастора Поллукс стал умолять Зевса, чтобы он дал возможность
умереть и ему, и Зевс разрешил ему один день проводить на Олимпе, а один -
в Аиде. Их имена стали синонимами неразлучных друзей.] - братьями, а не
отцом и сыном. Стоило только отцу попросить, и он построил бы даже
какую-нибудь нелепую египетскую пирамиду (правда, не без помощи нескольких
тысяч рабов).
Но одно он отказывался делать - позволить Энею подвергаться опасности
из-за смущавшей душу девчонки, которая жила в дереве и, несмотря на свой
невинный вид, возможно, кувыркалась в траве со всеми кентаврами подряд,
стоило им только позвать ее. Он был слишком молод, чтобы защитить отца от
Дидоны, этой хитрой царицы с горящими черными как смоль глазами,
вскрикивающей подобно тропической птице, вспугнутой львом. Добрый, но
несгибаемый Эней провел троянских изгнанников через столько опасностей,
сколько не выпало даже на долю Одиссея, а защищаться от беспомощных или
только кажущихся беспомощными женщин, увы, в отличие от Одиссея, так и не
научился. Он вел себя как человек, пытающийся отбиваться от амазонок, кидая
в них желудями. Теперь Асканий был на пять лет старше и опытней, чем в то
время, когда они жили в "логове Дидоны", как он любил называть ее дом. Он
знал о женщинах все, для чего они, не считая, конечно, его матери, нужны:
чтобы услаждать глаз и согревать постель; и когда их надо остерегаться (все
время, особенно если они плачут, улыбаются или стараются не смотреть на
тебя).
Молчание леса становилось невыносимым. Асканий был равнодушен к
цветам. Мимоходом он замечал, что открытые поляны усеяны маргаритками, но
ни за что не вспомнил бы название высоких алых цветов на колючих стеблях,
росших среди них. Зато он мгновенно реагировал на звуки, следы и признаки
опасности. Сейчас ничего не было слышно, кроме шагов по траве. Меллония
была босой, они с отцом в сандалиях из кожи египетской антилопы. Тишина
казалась зловещей. Пока они шли по берегу Тибра и со стороны леса шла
Меллония, Асканий чувствовал себя относительно спокойно, но когда они
свернули от реки в лес и стали пробираться между покрытых седым мхом дубов,
похожих на обросшие ракушками остовы затонувших кораблей, мускулы его
напряглись, зрение обострилось, и он стал следить за Меллонией подобно
тому, как баклан следит за рыбой, но временами ему начинало казаться, что
бакланом была она, а они с отцом - рыбой (впрочем, здесь, в лесу, можно
было заменить эти образы на орла и зайца).
- Отец, - заметил Асканий, - мы отошли от своих кораблей уже на две
мили. Предоставим Меллонии и ее друзьям самим похоронить кентавра.
Выбившиеся пряди волос упали Меллонии на уши, туника разорвалась,
причем в весьма соблазнительных местах (одна грудь оказалась почти
открытой). Асканий подумал, что эта дриада слишком умело демонстрирует свое
горе.
- Это недалеко, - быстро сказала Меллония. - Сразу за зарослями вязов.
- Как кентавры хоронят своих мертвых? - спросил Эней. Голос его был
грустным и тихим. Он с такой нежностью смотрел на Меллонию, что Асканию
захотелось хорошенько встряхнуть эту противную девчонку, чтобы она не смела
играть на чувствах его отца.
- В земле, как же иначе? (И еще всыпать за наглость.)