"Чжан Сянлян. Мимоза " - читать интересную книгу автора

- Это не правление,- сказал он,- вряд ли у них всего одна бригада.
Похоже - чтоб им пусто было! - нас здесь и поселят. Хуже, чем в лагере! Там
хоть была теплая лежанка*.
______________
* Имеется в виду кан - отапливаемая лежанка, непременная
принадлежность традиционного китайского жилища. (Здесь и далее прим. перев.)

Стекла в окне нет, и мы тоже заглядываем в дом. На земляном полу ряды
набитых сеном тюфяков. Никакой мебели. Стены грязно- коричневые, кое-где
глина облупилась, и торчат остья соломы. И правда, хуже некуда!
- Да, гиблое местечко! - протянул редактор газеты из Ланьчжоу.- Вроде
той деревушки, где я раньше жил в ссылке.
- Меня - и в такую дыру?! - Несмотря на три года исправительно-трудовых
лагерей, этот лейтенант никак не мог забыть, что он - герой корейской войны,
и все требовал к себе особого отношения.- Это называется сменить
восемнадцатый ярус преисподней на семнадцатый!
- Считай, считай! Давно не слышали! - Бухгалтер Шанхайского банка
всегда покорялся воле неба.- Приехали - и хорошо! Никто не собирается здесь
задерживаться - как есть, так есть.
Люди повеселели и принялись живо обсуждать, как родственники сумеют
помочь им с работой там, дома. Они ведь и в самом деле не думали оставаться
здесь навсегда. Вокруг Шанхая, Сианя, Ланьчжоу немало сельских хозяйств, и,
конечно, жены сделают все, чтобы перетащить мужей поближе. Начальник не
исключение, он надеется вскоре перебраться поближе к какому-нибудь большому
городу. Все они были женаты, у всех были дети, и все они мечтали вернуться к
семьям. Это их желание, к счастью, совпадало с нынешней государственной
политикой. "Вроде той деревушки" - ну что ж! "Семнадцатый ярус
преисподней" - тоже ничего, переживем! Для них это был, так сказать,
перевалочный пункт на пути из преисподней в небесные чертоги.
Одному мне суждено жить здесь до старости, до самой смерти. Моя мать -
нищая пекинская старуха, что она может!
Мой дом, настоящий буржуазный, чиновничий особняк, был разрушен
японской артиллерией; его так и не восстановили; семья рассеялась- вот уж
действительно, "когда падает дерево, с него разбегаются обезьяны"! Потом
смутное восьмилетие... Как написано в романе "Сон в красном тереме": "И
когда корм иссякает, в лесу укрываются птицы, остается лишь чистое поле,
пространство без конца и края".
Потому я и не обсуждал с остальными радужные перспективы, а предавался
в стороне собственным мыслям. Сегодня первый день свободы, и он был удачным
(если забыть про ненайденную морковку). Это вселяло надежду. Раз уж ты сумел
выбраться из этого скопища мертвецов, надо жить во что бы то ни стало. Тот,
кто возвратился к жизни едва ли не с того света, может, конечно, попросту
доживать причитающийся ему остаток земного бытия. Но я верю, что проживу еще
20, еще 30 и даже 40 лет, достигну, может быть, пятидесяти или шестидесяти -
и что это будет за "остаток", что за восхитительно долгое "доживание"! Я
избежал смерти, и моя плоть, к которой еще недавно подбиралось гниение,
опять жизнеспособна; я вновь вижу солнце, слышу песни, ощущаю, как мне
повезло. Что мне сейчас бытовые неурядицы, бедность, тяжкий труд? На месте
моего дома чистое поле, я оказался голеньким, в чем мать родила, но и тогда
не терял надежды. Жизнь научила меня быть стойким и терпеливым.