"Случайные помехи" - читать интересную книгу автора (Михановский Владимир Наумович)

9

После того как «Анастасия» миновала активный участок торможения, ускорение упало – разумеется, отрицательное, – перегрузки ослабли/и капитан мог снова свободно посещать отсеки.

Тусклая Проксима на головном экране с каждым днем увеличивалась в размерах, вырастала буквально на глазах. Семь лет полета истекали. Близился решающий час, пик Эксперимента. Ускорение продолжало таять, как ледышка в теплой воде. Приближаясь к финишу, корабль шел почти по инерции, на малой тяге, и предметы в отсеках практически потеряли вес.

Река фотонного пламени, в течение семи лет изливавшаяся из дюз, теперь превратилась в прямоточный ручеек, и из ослепительно белой стала темно-красной. От нее рассыпались рубиновые звезды, угасая в вечной ночи.

Приборы, вынесенные белковыми на внешнюю обшивку лобовой поверхности, непрерывно замеряли простирающиеся впереди по курсу силовые поля, ища среди них те, которые обнаружил с Земли Макгрегор с сотрудниками. Именно эти поля после корректировки могли сыграть для Торопца роль отправных, передающих.

Итак, Сергей готовился совершить прыжок через четырехмерное нуль-пространство на далекую землю. Это будет, он понимал, экзамен не только для него, но и для Алонда Макгрегора, и для тысяч и тысяч специалистов и рабочих, которые участвовали в подготовке Эксперимента.

Вести «Анастасию» в обратный путь капитан поручил вместо киберпилота, как планировалось поначалу, головному манипулятору, который заслужил это право всеми своими действиями во время долгого пути к Проксиме. Корабль представлял собой для землян немалую ценность, и загубить его на обратном пути было бы непростительной ошибкой. Орландо научился гибкой тактике и в сложных условиях, надеялся капитан, сумеет принять нужное решение. Все эти соображения Торопец изложил белковому.

– Будь самостоятельным, не бойся рисковать, – сказал в заключение капитан. – Помни, как я действовал, когда летели сюда.

– Забывать не умею.

– Ну вот, мы обо всем договорились.

– Жаль будет расставаться с тобой, капитан, – произнес неожиданно белковый.

– Мне тоже, – просто сказал капитан. Он подумал, что 14 лет в космосе – неплохая школа для белковых, или, как сказал бы спортсмен, неплохая тренировка.

– Гляди, капитан! – сказал манипулятор, указывая щупальцем на выпуклую поверхность катодного осциллографа: две кривые, пульсирующие на нем– алая и синяя, – начали сливаться. Это означало, что корабль приближается к силовому полю, которое необходимо для Эксперимента.

По команде Торопца корабль лег в дрейф. Пламя в дюзах корабля погасло– впервые за семь лет пути. На «Анастасии» сразу воцарилась полная невесомость.

Капитан и головной маник направились к переходной камере, где еще на Земле, до старта, все было подготовлено для опыта. Манипулятор включил питание, и дремавшие системы ожили.

Сергей облачился в скафандр, необходимый для выхода в открытый космос. Орландо в скафандре не нуждался. Кончив переодевание, капитан нажал кнопку, и круглый люк беззвучно отворился, обиаружив угольно-черное звездное небо. Оно медленно поворачивалось – это корабль вращался вокруг своей оси. Воздух из отсека мгновенно улетучился, легким белесым облачком растаял в ненасытном вакууме.

Сергей покинул корабль через люк, и глазам его открылось передающее сооружение, которое накануне смонтировали белковые по готовой схеме. Он наблюдал за его возведением по обзорному экрану, отдавая необходимые распоряжения. Коррекцию передающего поля капитан провел сам, ни на кого не полагаясь.

Сооружение, свободно парящее в пространстве, немного напомнило Торопцу то, которое они с Зойкой видели когда-то на Пятачке из бункера.

– Давай прощаться, дружище, – сказал белковому капитан и вдруг, повинуясь внезапному порыву, крепко пожал упругое и гибкое щупальце манипулятора, дрогнувшее в его руке.

– До свидания на Земле, – произнес Орландо. Они помолчали, стоя на внешней обшивке корабля близ люка.

– Завидую тебе, капитан, – нарушил паузу маник. – Через несколько минут ты очутишься на нашей планете, а нам плестись до нее семь лет или немногим меньше.

Оранжевый скафандр капитана тускло отсвечивал в неярком свете Проксимы. Торопец включил индивидуальный двигатель и не спеша двинулся в сторону передающего сооружения, оставляя за собой узкий шлейф искристого пламени.

Манипулятор не отрываясь наблюдал, как оранжевая фигура летит к передающему устройству, постепенно уменьшаясь в размерах. Передающая система свободно плавала в самой сердцевине мощно вибрирующих электромагнитных полей, невидимых человеческим глазом. Только приборы подтверждали их наличие. Кроме маника имелся еще один наблюдатель, который записывал на цветную пленку все происходящие события: это был выносной автофиксатор. Видеоглаз, выдвинувшийся на телескопической башне, поворачиваясь с величавой медлительностью, запечатлевал картины, которые должны были составить для землян исключительный интерес.

Добравшись до передающей системы, капитан долго устраивался на неудобном сиденье. Оно ускользало из-под него, а поручни были гладкими, и перчатки по ним скользили. Наконец он занял нужное место в пространстве, что подтвердили датчики, которыми он был облеплен. На мгновение Торопец зажмурился, затем открыл глаза и в последний раз посмотрел на корабль. «Анастасия» с погасшими дюзами являла собой грустное зрелище. Колоссальная чаша-отражатель, казавшаяся безжизненной, закрывала треть неба, края ее еще слабо светились, не успев остыть от чудовищного пламени, в течение долгих семи лет толкавшего звездолет. Вскоре корабль развернется, чтобы начать свой далекий дуть на Землю, полный опасностей. Однако он, капитан, этого не увидит: он будет уже там, на родимой планете.

Сергей Торопец сосредоточился, включил передающее устройство, и ослепительная вспышка полыхнула в небе.

Действие происходило беззвучно, как и все, что свершается в космическом вакууме. Манипулятор, который наблюдал за происходящим, подумал: какой бы вокруг стоял оглушительный грохот, если бы нуль-транспортация происходила в атмосфере!

Вспышка медленно погасла, вместе с ней исчез капитан. Когда автофиксатор, свободно плававший в пространстве, закончил свою работу, маник обхватил его щупальцем и, плавно подталкивая, медленно двинулся к люку корабля.

Оставалось демонтировать установку, после чего готовить корабль к обратному пути на Землю. «Капитан, видимо, уже там, на родной планете», – подумал Орландо, захлопывая за собой люк переходной камеры. Он проверил герметичность и направился в головную рубку – отдавать распоряжения по переводу корабля на новый, ускоренный режим полета.

Это было первым его самостоятельным решением в качестве капитана «Анастасии».

Возвращение капитана Торопца предполагалось со дня на день, и чувство ожидания стало для Зои и Андрея невыносимым. Каждая вторая фраза Андрюши начиналась словами: «Вот когда приедет папа…»

Однажды он пришел из школы необычно возбужденный. Бросил ранец с книгами и тетрадками на стол и сказал:

– А у нас новая вожатая!

– Очень хорошо, – сказала мать, которая листала семейный альбом. Двухлетний Сережа Торопец лежал на леопардовой шкуре, опершись на локти и вопросительно глядя прямо в объектив.

– Она красивая, хотя у нес шрам на лице, – продолжал Андрюша. – Мама, послушай. Когда приедет папа, поедем все вместе на экскурсию.

– Поедем, – рассеянно сказала Зоя Алексеевна, листая альбом.

– Ура! – захлопал в ладоши Андрей. – Я завтра так и скажу Марте.

– Кто это – Марта?

– Я же говорю – наша новая вожатая.

– Так. И куда вы собираетесь?

– В Тристаун.

– В Тристаун? – поразилась Зоя Алексеевна, с треском захлопнув альбом. Ей показалось, что она ослышалась.

– Вот, давай покажу! – Андрей схватил, мать за руку, чтобы подвести к географической карте, висевшей на стене.

– Я прекрасно знаю, где Тристаун, – сказала Зоя Алексеевна, тихонько забирая руку. – Но почему Марта решила пригласить вас именно туда?

– Марта родом из Тристауна.

– Ну и что?

– Кроме того, она свидетельница тех событий, которые разыгрались тогда.

– Свидетельница… – повторила мать. – Но она ведь, насколько я понимаю, молодая девушка. Сколько же ей тогда было?

– Сколько мне сейчас. Семь лет.

– И она все помнит?

– Конечно. Она рассказывала нам. Все классы собрались… И директор пришел.

– Знаешь, сынок, твой отец был в Тристауне.

– Правда, мама? – посмотрел на нее Андрей. – А ты мне никогда не рассказывала.

– Отец был там накануне событий, буквально за день-два. Он летел на Луну, где мы с ним и познакомились. Я помню то время… Тревожное время, – покачала мать головой. – Мы с жадностью ловили каждое новое сообщение из Тристауна, с ужасом и надеждой ждали известий. Туда были стянуты лучшие медицинские силы… И как все радовались, когда эпидемия безумия, охватившая этот город, не распространилась, пошла на убыль!..

– Приедет папа – я расспрошу его, что он видел в Тристауне накануне событий, – произнес мальчик, задумчиво разглядывая карту обоих полушарий Земли.

– А что вам рассказывала Марта? – вздохнув, спросила Зоя Алексеевна.

– Она жила в Тристауне с матерью. Беда началась внезапно, Марта говорит– грянула, как гром с ясного неба. Людей охватило какое-то безумие, и они ринулись вон из города. На улицах образовалась ужасная давка. Побежали и Марта с матерью. Они держались за руки, но толпа их разъединила. Марта упала на асфальт, и ее едва не затоптали. Какой-то мужчина вынес ее на плечах и спас. Но когда девочка упала, кто-то из бегущих задел ее башмаком по лицу, и теперь у нее шрам через всю щеку.

– Шрам – не беда, – сказала Зоя Алексеевна. – Мы попросим тетю Женевьеву, и она удалит его, сделает пластическую операцию. И следа не останется.

– Здорово!

– А что было дальше? Мама Марты нашлась?

– Нет, – покачал головой Андрей. – Ее следы затерялись. Марта много раз ездила туда, опрашивала тех, кто возвратился. Никто ничего определенного не знает, не помнит. Но я… мы поможем ей разыскать маму. Правда?

– Правда, сынок, – произнесла Зоя Алексеевна и погладила сына по голове. – А сейчас – мыть руки и ужинать.

Гроза собиралась исподволь, черная, страшная. Она рядилась долго, как бы вызревала. То таилась, уходила в сторонку, то снова погромыхивала. И все-таки никому из горожан не верилось, что гроза может разразиться такой поздней осенью, хотя старожилы твердили, что в прежние времена такое случалось.

Порывы ветра разгоняли тучи, но они снова и снова с пугающей настойчивостью накапливались в районе знаменитой двуглавой горы и стекали с нее в близлежащие долины. Дождь то прекращался, то начинался снова. Тяжелые капли прибивали пыль на дорогах, разбивались о ветровые стекла аэробусов, ползли по пластику окон, собирались в легкое облачко пара над защитным куполом территории Пятачка.

Кто-то даже предложил расконсервировать десяток лет бездействующую станцию управления атмосферными явлениями, разогнать грозу. Ученые, однако, возражали: крайней необходимости в этом нет, грозу и непогоду можно перетерпеть, а вмешиваться в атмосферные дела без особой необходимости ни к чему. Это может привести, как убеждались не раз, к далеким и трудно предсказуемым последствиям. Собственно, потому и законсервировали атмосферную станцию, на которую поначалу возлагали большие надежды. «Природа мудра и в наших подсказках не нуждается», – говорили философы древней Атлантиды. Справедливые слова. Разве не из-за вмешательства внешних сил в природные, естественные, и погибло их могущественное государство, в одну ночь проглоченное разгневанным морем?..

Расчетное время возвращения Сергея Торопца миновало, а он на синтез-полигоне все не появлялся. У генераторов поля давно уже было установлено круглосуточное дежурство, капитан мог «вынырнуть» из субпространства в любую минуту. По ночам вокруг поля включали прожектора, сияющие снопы света перекрещивались в центре круга. Проходил день за днем – Сергея не было.

– Все идет как надо, – отвечали каждый раз сотрудники комплекса в ответ на настойчивые расспросы Зои Алексеевны. – Оснований для беспокойства нет.

– Но пошел восьмой год…

– Расчеты носят условный характер, – объясняли ученые. – Плюс-минус, например, месяц в столь сложных вычислениях – элементарное дело. Корабль мог попасть в тормозящие пой и замедлить скорость, мог встретить непредвиденное препятствие, наконец, нужные поля могли переместиться за семь лет полета в другое место, да мало ли что еще могло случиться на столь долгом пути!

– Что же делать, Алонд? – спросила она однажды Макгрегора с отчаянием.

– Ждать. Терпеливо ждать, голубушка Зоя Алексеевна, – ответил астрофизик.

И она ждала, как все, хотя червь беспокойства точил сердце.

По-прежнему, когда выдавалось свободное время, ходила к Пятачку и до рези в глазах всматривалась с вершины холма в ровный квадрат синтез-поля, окруженный стройными рядами генераторов, постоянно включенных. Они поглощали столь чудовищную энергию, что, казалось, воздух над ними вибрировал и струился. За Зоей Алексеевной увязался и Андрей. Иногда, когда она была занята, он ходил один. Возвращался подавленный. «Почему папа и сегодня не вернулся?» – спрашивал он, и ей каждый раз приходилось придумывать правдоподобное объяснение.

Даже школа, новые друзья, интересные занятия не могли отвлечь мальчика от постоянных мыслей об отце.

Сегодня, как обычно, Зоя Алексеевна позвонила в научный центр.

– Есть новости? – спросила она.

– Есть, – улыбнулся ей с экрана знакомый дежурный. – Капитан должен появиться дней через пять – семь. Видите ли, астрофизики обнаружили на вероятном пути следования «Анастасии» от Земли метеоритное облако.

– Это опасно?

– Не думаю, – покачала головой ученый, – но притормозить корабль оно могло.

– А нельзя было… обогнуть это облако?

– Мы не исключаем и такой вариант, но на это тоже нужно время.

Об этом разговоре она рассказала Андрюше, когда он пришел из школы.

– Вот еще, – хмыкнул мальчик, – папа не будет огибать облако, он протаранит его!

Сделав уроки, Андрей решил закончить сборку отцовского корабля из деталей конструктора. «Анастасию» он неоднократно видел на фотографиях, а ее модель – в городском музее звездоплавания. Однако дело не ладилось, то ли детали были негодными, то ли мысли Андрея витали где-то в другом месте. Отвалился носовой отсек, а когда он, пыхтя от усердия, прикрепил его, фотонное пламя оказалось скособоченным. Каждому понятно, что это никуда не годится: корабль может полететь не туда, куда его направит капитан, и вообще выйти из повиновения. А потерять управление в открытом космосе чрезвычайно опасно – Андрей это знал. Поэтому, чтобы не испортить дело, он решил отложить окончательную доводку «Анастасии» до лучших времен. Какая-то властная сила тянула его к Пятачку.

Он подошел к окну и долго смотрел, как хмурится погода, как собирается и никак не соберется гроза. Зоя Алексеевна покормила его и села поверять тексты: сегодня в ее выпускном классе было сочинение на вольную тему, и перед нею на столе высилась горка разноцветных тетрадок. Проверять письменные она любила по старинке, самостоятельно, не перепоручая этого компьютеру.

Отодвинув в сторонку конструктор и недостроенную «Анастасию», Андрей куда-то засобирался.

– В чем дело? – спросила она.

– Погуляю.

Зоя Алексеевна оторвалась от очередной тетрадки, внимательно посмотрела на сына:

– В такую погоду?

– Ничего страшного.

– Будет гроза.

– Ветер разгонит тучи. Гляди, как он хозяйничает, – показал Андрей в окно.

Там, за пластиком, на уровне окна проносились равные клочья облаков.

Пока она колебалась, отпускать ли его, Андрей надел плащ, непромокаемые башмаки, натянул поглубже кепку.

– Может, отложишь прогулку, сынок?

– Мам, это никуда не годится! – воскликнул Андрей.

– Папа точно сказал бы: ты воспитываешь неженку. Весь в Сергея, – вздохнула мать. – Ладно уж, ступай. Только далеко не заходи. Зонтик с собой возьми! – сказала она вдогонку.

– Не надо, – упрямо мотнул головой Андрей.

Зоя Алексеевна смотрела ему вслед, пока не захлопнулась дверь. Ей и в голову не могло прийти, что сын задумал сходить к Пятачку…

Да, Андрей решил подняться на холм, понаблюдать за синтезполем. А что, если отец возвратится именно сегодня?! Тогда они вернутся домой вдвоем и мать простит ему невольную ложь. Эта мысль придала ему бодрости, и Андрей быстрее зашагал по улице, ведущей в сторону аттракционов. Вскоре он свернул на узкую, едва заметную тропку, которую протоптали они вдвоем с матерью. Жаль, корабль собирать не закончил к возвращению отца. Ну, ничего, если капитан вернется, он поможет ему собрать корабль: небось каждый винтик в нем изучил за семь лет полета!

Вот он, знакомый поворот. От него тропинка ведет круто вверх по холму. Прохожих в этот час почти не было – каждый спешил пересидеть ненастье дома.

Сильный порыв налетевшего ветра едва не свалил Андрея, но он продолжал упрямо идти вперед. Недовольно проворчал далекий гром, и тяжелая холодная капля упала на губу, Андрей слизнул ее и подумал, что зря не послушался матери и не взял зонтик. Когда молния распорола надвое небо, в душе его шевельнулся страх, и он совсем было решил возвратиться домой, но ветер снова утих, и Андрей продолжил путь. Стал накрапывать дождик – в который раз за нынешний день. «Не промокну, не сахарный», – решил он, упрямо мотнув головой.

На вершине холма ветер ощущался сильнее, здесь не было домов, мешающих ему разгуляться в полную силу. Новый порыв едва не сорвал кепку, он нахлобучил ее поглубже. Когда дождь усилился, он поплотнее запахнул плащ.

К счастью, неподалеку располагался заброшенный навес – когда-то здесь была аэробусная остановка. Андрей забрался под него – оттуда хорошо был виден весь почти необъятный комплекс. Он уперся спиной в пластиковую стенку и приготовился к наблюдению, правда, навес почти не спасал от пронзительного, леденящего ветра, который к тому же то и дело менял фронт атаки, и Андрей вскоре продрог так, что зуб на зуб не попадал. Зато, по крайней мере, навес защищал от дождя. Закутавшись в плащ, придерживая одной рукой кепчонку, Андрей не отрываясь глядел на полигон.

Сегодня полигон был пустынен – вахту несли автоматы. Впрочем, они были столь же надежны, как люди. По всей вероятности, появления капитана Торопца сегодня не ожидали.

Ровные аллеи между генераторами сухи – туда не проникает ни капли дождя, листва на вечнозеленых деревьях неподвижна – ни один порыв самой сильной бури не может просочиться сквозь силовую защиту. Андрею почудилось: весь необозримый комплекс застыл в ожидании его отца. Он сунул руки в карманы, чтобы немного согреть их, и правой укололся обо что-то – это был осколок зеркала, который он когда-то брал сюда для опыта с солнечным зайчиком.

Капли дождя начали залетать под навес. «Только бы фотография не размокла, – озабоченно подумал Андрей. – Она мне может понадобиться, чтобы сличить человека, который появится на синтез-поле».

Внезапно прокатился такой гул, что почудилось – земля раскололась наподобие грецкого ореха. Хлынул ливень, и защитный купол Пятачка стал видимым, одевшись в радужное сияние. Неожиданно сквозь ровный шум капель Андрей услышал, как сзади, за спиной, что-то затрещало. Он обернулся: пластиковая стенка навеса осветилась. Он сделал шаг назад, и тут же, на уровне его головы, на стенке прорезалось яркое пятно. В следующее мгновение оно вспыхнуло, и в образовавшейся бреши показался огненный шар. Он плыл по воздуху медленно, лениво, слегка потрескивая. Отверстие в стенке оказалось меньше, чем его диаметр, и шар вливался в дырку, пока не преодолел препятствие.

Андрей смотрел, словно завороженный, на маленькое солнце, неторопливо приближавшееся к нему. Он не мог двинуться, парализованный ужасом. Захотел крикнуть, но не хватило воздуха. Когда шар приблизился к нему на расстояние протянутой руки, Андрей стряхнул оцепенение и с величайшим усилием заставил себя сделать шаг в сторону. Он ожидал преследования, однако шар не стал делать этого. Не причинив Андрею никакого вреда, огненная сфера выплыла из-под навеса. Капли дождя, падавшие на ее поверхность, превращались в маленькие вспышки, подобные микровзрывам. Они лопались с сухим треском.

Андрей с трудом приходил в себя после пережитого потрясения. Когда он выглянул из-под навеса, то успел заметить, что шар, словно притягиваемый неведомой силой, движется над холмом вниз, в сторону Пятачка. Андрей зачем-то потрогал пальцем острые обгоревшие края дырки в стене навеса: они были еще горячими. «Неужели это и есть шаровая молния? – подумал он. – Или другое, неизвестное явление природы?» Он слышал о ней от Марты, знал, что это довольно редкое и необычное явление природы. Мало кому удается наблюдать его.

Он перевел взгляд вниз: на территории комплекса все еще не было видно ни одного человека. Ну а если шар врежется в защитный купол? Необходимо предупредить о грозящей опасности, подумал он, опередить шар!

Дождь продолжал лить как из ведра. Шар двигался примерно в полуметре над почвой, оставляя за собой голубоватый след, подобный шлейфу, который медленно, как-то неохотно таял. В воздухе остро и резко запахло озоном. Немного поплутав вначале над небольшой полянкой, шар, словно особым чутьем отыскав на земле тропинку, двинулся вдоль нее. Дело, конечно, не в чутье, может, над тропинкой установились слабые, но постоянные воздушные токи. Так или иначе, это был кратчайший путь, ведущий к Пятачку. Сколько раз сбегал по нему Андрей, пытаясь – каждый раз безуспешно! – штурмовать защитное поле. Он замер в минутной растерянности, соображая, что же делать, и глядя вслед медленно удаляющемуся шару. Холм весь порос низкорослым, но цепким кустарником, прорваться, пробиться через него, да еще бегом, оказалось невозможным: уже после первого прыжка Андрей запутался в ветках, расцарапался в кровь. Оставалось одно: бежать по тропинке, попытавшись обогнать шар, благо тот плыл не очень быстро.

Когда до шаровой молнии оставалось метра три-четыре, ужас обуял Андрея, но он преодолел его. Шар между тем сильно увеличился в размерах, а еле слышное пощелкивание превратилось в оглушительный треск, который не могли заглушить даже раскаты грома. Вот он и рядом, шар! От него, словно от чудовищной печки, пышет жаром, алая поверхность пульсирует, по ней пробегают световые блики. Затаив дыхание, Андрей бочком обогнал ее. Рукавом плаща едва не коснулся поверхности, и в воздухе запахло паленой материей. Зато дорога к Пятачку теперь была для Андрея свободной.

Глинистая дорожка от дождя стала скользкой, и через десяток шагов он упал, больно ушибившись об острый обломок скалы. Не сдержавшись, Андрей застонал. Попытался встать и тут же упал снова: при падении растянул сухожилие. Придерживаясь за толстый жилистый сук стоявшего неподалеку куста, он все же заставил себя подняться. Однако за эти несколько минут шаровая молния, опередив его снова, успела набрать скорость, она катилась с холма огненным мячом, повторяя в полете ухабы и выбоины почвы. Андрей понял, что догнать шар не сумеет. Он смотрел ей вслед, бессильно сжимая кулаки. Одежда его промокла насквозь, с нее струйками стекала вода. От пронзительной боли в ноге хотелось кричать.

Двигаясь с ускорением, неведомый снаряд приблизился к куполу, который защищал комплекс. Прикосновение ознаменовалось громовым разрядом, и тотчас ручьи пламени растеклись по поверхности полусферы. Казалось, они разъедают, разрушают силовое поле: в небо потянулись черные клубы дыма, разрываемые ветром. Видимо, шар был не что иное, как огромный сгусток энергии, накопленной в течение долгого времени.

Защитное поле представляло собой, однако, саморегулирующуюся систему. Генераторы запели на более высокой ноте, выполняя данный автоматикой приказ «залатать пробоину». Пока защитное поле боролось с неожиданным вторжением стихии, прокатился низкий гул, и с неба в направлении купола хлынул пучок разноцветных лучей. Возникнув из какой-то невидимой точки, они сверкали, искрились, перекрещивались на ходу. Тусклый предвечерний сумрак на несколько мгновений исчез, и стало светло, словно в ясный летний полдень. Огненный шар исчез, распавшись с пушечным грохотом, но до этого несколько цветных лучей успели попасть на него.

«Какая удивительная гроза», – последнее, что успел подумать Андрей. Зрелище было настолько необычным, фантастическим, что Андрей, застывший на скользкой тропинке, вскрикнул и потерял сознание.

И он уже не мог видеть, как лучи, легко проникнув сквозь защитный купол, привели в действие поле синтеза. Вдруг загудели регенераторы, звук их достиг невыносимо высокой ноты и вскоре исчез, перейдя в ультразвук, недоступный человеческому уху. А затем в самом центре поля синтеза, в хитросплетении невидимых силовых линий, появилась полупрозрачная туманность. Она начала быстро уплотняться, приобретать все более четкие очертания, и через несколько минут посреди полигона возникла человеческая фигура в оранжевом комбинезоне космонавта. Фигура, от которой струились и отскакивали голубые искры, несколько раз покачнулась, затем медленно осела на землю.

Придя в себя, Андрей не сразу понял, где находится. Фотография отца, глядящая со стены… Стрельчатое окно, по которому текли потоки дождя… Уходящий в бесконечность белый потолок, который, казалось, слегка раскачивается… Но тут он припомнил огненный шар, и все мигом стало на свои места.

Он лежал в постели. Тело, облепленное датчиками, казалось чужим. Вновь заныла пораненная нога, но боль была значительно меньше, чем там, на холме, когда он упал и растянулся.

– Пить, – попросил он. По всему телу разлилась слабость, и мальчик снова закрыл глаза.

– Андрюша, пришел в себя, – сказала мать, которая сидела рядом, не отрывая от него взгляда.

– Теперь все в порядке, Зоя Алексеевна, – услышал он знакомый голос врача. – Опасность позади.

– Что с ним?

– Что-то сильно напугало его во время грозы. Ну и, конечно, травма.

– Ему можно пить?

– Разумеется. И пить, и есть, а потом и прыгать, и бегать, – весело произнес врач.

После нескольких глотков воды Андрею полегчало, и он окончательно открыл глаза. Вчерашняя – или когда она была? – непогода, дорога к Пятачку, огненный шар, который прожег пластиковую стенку и едва не налетел на него там, на холме, бешеные порывы ветра, попытка обогнать шар, которая окончилась неудачей, вакханалия разноцветных лучей над Пятачком – все это теперь казалось далеким сном, чуждым реальности. Только теперь он почувствовал во всем теле усталость и какую-то разбитость.

– Все на тебе горит, – сказала мать, когда врач вышел помыть руки. – Где ты умудрился вчера плащ подпалить?

– На холме.

– Откуда там огонь?

Андрей промолчал. Дождь за окном явно шел на убыль, вскоре даже блеснуло солнце. Врач вернулся, пробежал пальцами по клавиатуре электронного диагноста, по которому скользила вязь цифр – они так и мелькали на экране, затем поднялся и сказал, обращаясь к матери:

– Я был прав, Зоя Алексеевна. Завтра он может стать на ноги. Повязка наложена удачно. Сухожилие он, к счастью, не порвал. И кость цела.

– А сегодня?

– Пусть полежит. Организм должен восстановить свои силы.

Когда доктор ушел, Андрей спросил:

– Мам, а как я домой попал?

– Скажи спасибо, тебя заметили с пролетающего аэробуса, когда ты без сознания лежал на холме.

– А шар?

– Какой еще шар? Болтаешь несусветное. Рано я доктора отпустила, – озабоченно произнесла Зоя Алексеевна.

– Огненный.

– Привиделось тебе.

– Нет, не привиделось. Он был рядом со мной.

– И когда привезли тебя, ты говорил про какой-то шар.

– А когда меня доставили?

– Час назад.

Андрей задремал и сквозь полусон услышал, как в соседней комнате зазуммерил видеофон. Мать поднялась и прошла к нему, оставив дверь в спальню полуоткрытой.

Повернувшись на бок, Андрей увидел, как из глубины экрана выплыло озабоченное лицо человека. Андрей узнал его – это был Алонд Макгрегор. Он что-то долго говорил матери, что именно – Андрей не расслышал: уши у него после грозы словно ватой заложило, а говорил Макгрегор негромко.

– Это ужасно, – ответила мать. – Не может быть… Хорошо, я буду ждать вашего сигнала. Да, никому ни слова… Понимаю… Вернее, ничего не понимаю…

Голос матери звучал такой тревогой, что сонливость мигом слетела с Андрея. Он сел в постели, прислушиваясь к разговору, но мать рывком прикрыла дверь.