"Евгений Сыч. Еще раз (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

четырехметровая игрушка. Мисюра сам сидел за рулем, так что обошлось без
лишних жертв.
Портрет был не очень удачным. Леонид Григорьевич никогда не выходил
на фотографиях. На месте лица получалось невнятное темное облачко, которое
потом ретушировали, высветляли белилами и прорисовывали, придерживаясь
давней, двадцать лет назад сделанной карточки. Поэтому на вид покойнику
можно было дать не больше сорока. Хотя он уже полных четыре десятилетия
находился у всех на виду: умница, выскочка, деловой мужик, светлая голова.
И на пенсию удалился, будучи в самом расцвете сил, совсем недавно, год или
полтора года назад.
Круглую площадь и коллег-сотрудников, собравшихся на ней, тоже
показали по телевидению, но мельком, кадром. От солнца черные одежды
отливали серым, как пыль, как тлен.
Пробило половину первого, и некоторые, ссылаясь на дела, начали
отступать, однако уйти совсем не решались, это было бы не просто
бестактно, это выглядело бы непочтением к основам. К столпам. К
неопровержимому величию, которое приходит со смертью тех, чью величину при
жизни так трудно сносить.
Вместе с белесыми волнами зноя слухи перекатывались по площади.
Не было не только катафалка, не было и вдовы, первой жены Леонида
Григорьевича, - дамы, в ученых кругах чрезвычайно приметной. На одном из
банкетов ее высокопарно назвали добрым гением взаимопонимания - и истинно.
Любой вопрос решался словно бы сам собой, если жена Мисюры находилась
рядом. Она была ненавязчива, приятна в общении, всегда одета модно, но без
крайностей. С ее легкой руки жены академиков завели обыкновение носить на
рукаве вышитый гладью инициал-монограмму, так и не уяснив все-таки,
вышивать ли первую букву собственного имени или фамилии мужа; жену Мисюры
звали Марией - Марией Дмитриевной, так что для нее этого вопроса не
существовало. Супруги расстались почти сразу после того, как Мисюра ушел
со службы; тогда это не вызвало таких толков, как сейчас. Женщина, которая
жила при нем в последнее время, была скорее прислугой, или, по-старинному
выражаясь, экономкой. А Марии Дмитриевны будто след простыл.
- В чем, собственно, дело? Вы уж просветите меня, коллега, будьте так
добры, я здесь недавно, и мне совсем непонятен тайный смысл всей этой
возни вокруг похорон. Ну, помер и помер, чего ж тут необычного? Прежде чем
умереть, он жил.
- А почему вы решили, что есть нечто необычное?
- Нет, не разубеждайте, у меня глаз наметанный.
- В общем-то все как водится. Пока он был здесь, он всех давил, шагу
не давал ступить вне пути, им проложенного. Но как только он ушел и пришел
новый, сразу же образовалась группа верных учеников и соратников Мисюры.
Скорее всего, они собирались его вернуть, тогда царствовал бы он, а
правили они. Обычная картина. Потом к этой группе примкнула еще оппозиция
новому шефу. И просто бездельники. Последние бескорыстно. Они не хотели
старого шефа. Они не хотели нового. Они вообще никого не хотели. Вот
увидите, пойдет слух, что Мисюру убили.
- А его не?..
- Нет. Безусловно нет. Это абсолютно исключено. Но чего только не
придумают! Я слышал, например, что, когда Леонида Григорьевича нашли в
разбитой машине, это был не труп, а скелет.