"Джулиан Саймонс. Карлейль" - читать интересную книгу автора

концовку она расскажет ему при следующей встрече. Почти ежедневно она писала
мужу письма, рассказывал о потоке доброжелательных и теплых отзывов, которые
стекались в дом на Чейн Роу.
А Карлейль в это время участвовал в торжествах в Эдинбурге. В его честь
был дан обед, на котором присутствовали научные светила разной величины. На
другом, менее официальном обеде для него спели песенку, высмеивавшую теорию
Стюарта Милля, бывшего приятеля Карлейля. В песенке был такой припев:
11.Сознанье и материя? - опросил наш Стюарт Милл,
12.Сознанье и материя? - опросил наш Стюарт Милл,
13.Стюарт Милл - он всех затмил:
14.Сознанье и материю он просто отменил!
Карлейль, развеселившись, подтянул припев вместе со всеми: "Сознанье и
материя" - пел он, размахивая ножом, словно дирижерской палочкой.
Все это, кажется, могло только радовать Карлейля. Тиндалю казалось, что
так оно и было. И все-таки Карлейль скоро начал жаловаться в письмах к жене,
что чувствует себя "как человек, которого хотят задушить гостеприимством,
так все вокруг набрасываются на него. Делай то, иди туда! И притом -
банкеты, банкеты!".
После четырех дней, проведенных в гостях, на званых обедах, он уехал из
Эдинбурга, однако не домой в Челси, как собирался, а вместе с братом Джоном
и сестрой Мэри поехал в Аннандэль, на маленькую ферму в Скотсбриге - свой
отчий дом. Здесь он повредил себе ногу, и возвращение в Лондон снова
отложилось. На довольно холодное поздравление, присланное Миллем, он почти
не обратил внимания: "У Милля внутри одни опилки". Постепенно заживала нога.
Он ездил верхом, хорошо спал, наслаждался свежим воздухом и деревенской
обстановкой. Спешить домой не было особых причин.
Тиндаль уже вернулся в Лондон и в мельчайших деталях рассказал госпоже
Карлейль о путешествии. "Кажется, это вершина его жизни", - заметила она.
Тиндаль застал ее в самом бодром настроении и сияющей от гордости за мужа.
Куда бы она ни пошла - всюду разговоры о его выступлении. Один бывший
учитель математики из Итона, имевший теперь свою собственную школу, сообщил,
к ее величайшей радости, что выступление Карлейля читалось ученикам его
школы вслух. Она ездила на два дня к своей приятельнице в Виндзор, а по
возвращении начала устраивать грандиозный по ее понятиям званый вечер:
приглашались одиннадцать человек на субботу, 21 апреля. Мужа она ждала
только к понедельнику, и вечер ей хотелось устроить до его возвращения.
Карлейль к субботе достиг Дамфриса. В Скотсбриге его встревожил странный
сон, приснившийся ему после того, как оп в тот день не получил письма от
жены. "Я говорил себе: это молчание ничего не значит, - но к часу ночи,
вскоре после того, как я лег спать, я увидел что-то вроде сна, предвестие
увидеть тебя в крайне плохих обстоятельствах. Я вмиг проснулся с мыслью:
"Так вот что такое ее молчание, бедная моя!"
Но письмо пришло на Чейн Роу только в два часа пополудни в субботу, и
госпожа Карлейль не получила его. И историю про соседний дом она так до
конца не рассказала Диккенсу, который позднее очень эту историю хвалил.
Форстеры, у которых госпожа Карлейль обедала в тот день, заметили, что она
была в необыкновенно приподнятом настроении. "Карлейль приезжает
послезавтра", - сообщила она. Примерно в три часа она отправилась домой в
своей карете. У Гайд Парка она выпустила свою собачку Крошку погулять, и
собачка попала под проезжавшую мимо коляску. Госпожа Карлейль потянула за