"Джулиан Саймонс. Карлейль" - читать интересную книгу автора

(фигуры, весьма заметной в тогдашнем Эдинбурге) ему уничтожающий приговор: "Он - один из тех людей, чей разум совершенно
задавлен памятью. Лишенный научной точности, равно как и ясного понимания
вещей, он перечисляет бездну подробностей, причем его толкование столь же
случайно, как и подбор самих фактов. Вчера он объяснял нам цвет атмосферы,
исходя из таких принципов, которые показывают его полное незнание диоптрики.
У него я могу только надеяться выучить внешние свойства минералов".
С минералогией было вскоре покончено; прошло еще несколько месяцев, на
протяжении которых он не брался ни за инженерное дело, ни за юриспруденцию.
Вместо этого он читал книги, не следуя никакому плану, а поглощая все
подряд, как голодный - пищу. В свободное от чтения время он изучал
итальянский и немецкий языки; книга "О Германии" мадам де Сталь, прочитанная
им в Киркольди, пробудила в нем интерес к немецкой культуре, к тому же
именно в Германии один из знакомых сулил ему найти то, что он ищет.
Что, собственно, он искал? Вряд ли ему самому это было известно.
Логический ум Карлейля отверг христианство, но вне его он нуждался в основе
для веры столь же прочной, как христианская вера его отца и Ирвинга. Поиск
духовной истины он считал единственной достойной целью. Одно сознание столь
высокой цели может облечь человека в тогу самодовольной добродетели, а это
вряд ли заслужит ему расположение окружающих. Так и Карлейль, посетив одно
из заседаний Королевского научного общества презрением, что у его членов одна забота: доказать, что "такой-то обломок
камня, пожалуй, нельзя... отнести к стильбитам". То же происходило и на
завтраках, которые Ирвинг устраивал для интеллектуалов Эдинбурга: Карлейль с
такой легкостью разбивал самые твердые их представления, что возбуждал к
себе всеобщую неприязнь. "Твоя манера говорить, - писал ему Ирвинг, -
пожалуй, неудачна. Она убеждает, но не пробуждает сочувствия и лишь у
немногих (среди которых я отвожу место и для себя) вызывает интерес".
Карлейль отправился к профессору Лесли, который уже дважды рекомендовал
его на место - в Аннане и в Киркольди. На этот раз, устав, очевидно, от
этого назойливого типа, он посоветовал ему выучиться на инженера и ехать в
Америку. У Карлейля было еще рекомендательное письмо к доктору Брюстеру -
тому самому будущему сэру Дэвиду Брюстеру, который был патроном
Эдинбургского университета, когда Карлейль вступал в должность ректора. А в
те далекие времена Брюстер редактировал Эдинбургскую энциклопедию, которая
дошла тогда до буквы M работу. Но его любезно приняли, письмо взяли, а о работе - ни слова.
Пытаясь продержаться на частных уроках, Карлейль занимался с учениками
по три часа ежедневно, с каждым за две гинеи в месяц. Он преподавал
астрономию молодому офицеру Ост-Индской компании, геометрию - одному
старичку, с которым рассуждал о Ньютоне и натурфилософии. Эти два урока он
получил по рекомендация Ирвинга. Со старичком они занимались с 8 до 9 часов
утра; Карлейль обычно шел пешком милю до его дома, а после урока проделывал
тот же путь обратно и завтракал овсянкой. Затем отправлялся к офицеру и
занимался с ним до полудня. После этого он возвращался домой и читал до двух
часов. Потом на час уходил на занятия натурфилософией, после чего он съедал
свой скудный обед и читал до полуночи. "Так выглядит моя жизнь, - писал он
матери. - И, несмотря на то, что она в большей степени состоит из ожидания
и злых предчувствий, я вовсе не тягощусь ею".
Мать, однако, в первую очередь пеклась о благополучии его души, в