"Джулиан Саймонс. Карлейль" - читать интересную книгу автора

резкие (и частично справедливые) отзывы из английской и американской
периодики тех лет. ("Отчего бы автору не отказаться от своего недостатка и
не писать так, чтобы сделаться понятным для всех? Процитируем в качестве
курьеза сентенцию из "Sartor Resartus", которая может быть прочитана как с
начала, так и с юнца, потому что одинаково непонятна с любой стороны; мы
даже думаем, что читателю действительно легче догадаться о ее значении, если
начать с конца и постепенно пробраться к началу... ")
"Sartor Resartus" - не лучшее произведение Карлейля. Мы подробно
остановились на нем потому, что в нем, как в зародыше, содержалось все
последующее творчество Карлейля, подобно тому как можно сказать, что
"Пикквик" включил всего Диккенса.
Произведение, с которым прежде всего ассоциируется имя Томаса Карлейля,
- это, конечно, "История Французской революции" (1837). Влияние французской
революции и ее последствии на всю общественно-политическую атмосферу Европы
начала XIX века было огромно, и Карлейль говорил и писал об этом. Он не мог
также пройти мимо символического совпадения своего рождения с датой
поражения революции - Карлейль заканчивает рассказ событиями октября 1795
года.
С фактологической точки зрения, "История Французской революции" была
почти безупречна при том, что Карлейль плохо знал французский язык и не
видел сражений и кровопролитий. Однако "История Французской революции" не
была "историей" в точном смысле слова. Недаром в самом конце книги Карлейль,
обращаясь к читателю, пишет, что он был для читателя всего лишь голосом.
Действительно, читатель ни на минуту не перестает слышать этот голос - в
риторических вопросах и восклицаниях, отступлениях и иронических и серьезных
обращениях, которые постоянно напоминают ему, что он не читает историческое
исследование, а беседует с блестящим собеседником.
Отрицая важность общих, объективных причин в историческом развитии
человечества, "навязывание" истории общих законов, Карлейль ставит в центр
"Истории Французской революции" личность, вернее, личности. Живость
портретов (в особенности Мирабо, Лафайета и Дантона) и центральных эпизодов
искупила некоторую невразумительность и напыщенность книги. Воскрешением из
мертвых называли современники эту способность Карлейля одушевлять
"подрисованные" лица. Причем портреты, созданные Карлейлем, как оказалось,
обладают силой обратного воздействия - искусства на действительность: после
выхода "Французской революции" трудно было отвлечься от созданных Карлейлем
образов ее вождей.
Джулиан Саймонс пишет о том успехе, который имела эта книга.
Действительно, надо себе реально представить положение Англии 30-х годов,
переживающей подъем чартизма и все трудности промышленной революции, чтобы
по достоинству оценить то поистине революционизирующее значение, которое
имела книга Карлейля.
Восстанавливая атмосферу Франции, Карлейль реально описал то, что
марксизм назовет "революционной ситуацией": неизбежность свержения монархии,
неспособной управлять народом, который не желает жить по-старому. В
результате многие современники Карлейля проводили вслед за ним "опасные
параллели" между положением Франции в конце XVIII века и Англии в середине
30-х годов.
Книга Карлейля быстро приобрела статус классического исследования,
влияние которого сказывается обычно на протяжении длительного времени.