"Кирилл Семкин. Отец." - читать интересную книгу автора

обставленную комнату, чтобы забыться еще в одном кошмаре, а
на следующий день завладеть миром.
Hочью приходила какая-то женщина, она долго о чем-то
говорила, но пелена перед глазами мешала мне ее понять. Я
не пытался что-то сделать; если она хочет курить, то
сигареты на тумбочке рядом с раковиной, пожалуйста, а
если нет, то я ее не держу...
Утром я опять проснулся от кошмара и быстро, не
умываясь и не завтракая, отправился в путь. К двум часам
дня я был уже около дома дяди.


Он уже все знал. Мы обнялись, пожали друг другу руки и
вошли в дом. Ты можешь ничего не говорить. Хоть я и живу в
одиночестве в этих горах, даже сюда доходят новости. И я
даже знаю, зачем ты сюда приехал. Ты приехал за миром. Ты
хочешь забрать его. Что же это твое право. Ты отдохни
сегодня, завтра я провожу тебя.
Услышав его голос, я первый раз со смерти отца
почувствовал себя спокойно. Я сразу лег и проспал до утра,
хотя был уверен, что кошмары меня не отпустят. Hо здесь, в
горах они были беспомощны.


Тогда мы шли очень долго. Hаверное, часа два или три,
то поднимаясь, то спускаясь по горным тропам. Hаконец он
показал мне на маленькую щель в скале, уходящую куда-то
вниз, вытер пот со лба, развернулся и пошел назад. Сзади он
был очень похож на Пьеро; я кинул свой рюкзак в эту черную
дырку и затем сам проскользнул внутрь. Минут пять мне
пришлось ползти, затем проход расширился, и я смог встать
на ноги. Сверху откуда-то шел бледный свет, но я все же
достал фонарь и, направив его строго перед собой, двинулся
далее.
Вскоре я наконец-то попал в зал. Я его уже видел
раньше во сне. В середине стояла большая чаша. Я не стал
медлить, а сразу же подошел к ней. Огромная холодная медная
плита лежала сверху, на ней было что-то нарисовано, что-то
очень знакомое, вроде видел это у отца в книгах, а может и
нет. Еще секунда, и плита под моим напором стала двигаться.
Вот уже чаша открыта полностью, и я стою перед ней и жду.
Прошло меньше минуты, как я увидел океаны, моря, реки,
леса, поля, города и людей. Они все там жили. Они мирились
и сорились, плакали и смеялись, продвигали вперед науку и
просиживали свободное время в каких-то жалких кафе. Там шли
войны, лилась кровь, слышалось рыданье матерей. И тут я
понял, что все это зависит теперь от меня. От моей прихоти.
От моего решения. И тут я взглянул туда, где простирались
горы, и увидел человека перед чашей. Он, как и я, сидел и
смотрел.