"Колин Таброн. К последнему городу " - читать интересную книгу автора

И она вдруг подумала: мне вовсе не обязательно любить то, что любит
Роберт. Мне больше нравятся эти густые кустарники - трубчатые колокольчики,
красные и фиолетовые, - чем суровые и унылые вершины гор впереди. И
розовато-лиловые орхидеи повсюду. Кактусы, похожие на колючие ракетки для
пинг-понга. Они просто ужасны. Люпин и львиный зев, будто мы гуляем по саду.
Стайки длиннохвостых попугаев, порхающих и кричащих с вершин деревьев. Я не
ожидала встретить здесь всего этого. Я уже и не помню, чего ожидала. Что бы
ни описывал мне Роберт, я всегда представляю себе нечто суровое. Совсем не
эти красивые мелочи в тропическом лесу. И не этот горный ветер, который
помогает тебе расслабиться и освободиться от страхов, когда ты идешь по краю
бездны. Впрочем, это, может быть, и не очень хорошо. Он освобождает вас от
вас самих, от того, что годами накапливалось в вас и не хотело вас
покидать - от годами накапливавшегося чувства ответственности. Но ненадолго.
Просто ради эксперимента. Очень скоро вы станете бессердечными, а ваша
любовь уйдет глубоко внутрь вас самих. (И вы сделаетесь сильнее.) И тогда
начнет казаться, что вы ждали этого уже очень долго.
Когда они разбили лагерь недалеко от ущелья Майнас-Викториас, они
заметили сланцевую пыль, блестящую у них под ногами. Земля казалась грубой и
несчастной. В скалистых склонах чернели провалы заброшенных шахт. Здесь,
сказал проводник, испанцы использовали инков как бесплатную рабочую силу. Он
поднял с земли камень и разломил его пополам. Разлом блеснул при заходящем
солнце: серебро. Один из погонщиков, проносивший мимо охапку хвороста для
костра, поморщился и пробормотал что-то на своем языке. Проводник, не
улыбнувшись, перевел:
- Он говорит: "Это очень плохое место. Испанцы хорошо нас здесь
отымели".
У входа в палатку, служившую им столовой, повар развел костер, чтобы
отпугнуть москитов. Обессилевшие путешественники сидели и вдыхали его дым, в
то время как повар готовил индейский суп из мелко порезанного вяленого
цыпленка и горной картошки. Алюминиевые стулья, стол, застеленный индейской
тканью, свеча на нем и спасительное общество проводника (теперь они обращали
гораздо больше внимания на его слова) превращали ужин в вымученное
благословение, окрашенное долгожданным спокойствием вечера. Когда Франциско
бормотал слова обеденной молитвы, они все стояли и ждали его. По столу пошли
разные припрятанные от других предметы "роскоши". Луи поделился со всеми
коньяком, и время от времени горы стали снова оглашаться его раскатистым
смехом; Камилла с ироничной улыбкой раздала бельгийский шоколад; Франциско
предложил ароматный лосьон, чтобы продезинфицировать руки. А когда повар
раздал всем по ванильному йогурту с кусочками гуавы и бананов, они
обрадовались, как будто, несмотря ни на что, смогли принести сюда плоды
своей цивилизации.
Позже, не в силах больше выносить молчание Роберта, Камилла побродила
одна по каменной осыпи. Ночь стояла безветренная и прохладная. Их палатки
бросали на неровную землю полукруглые и треугольные пятна света. Луна еще не
взошла, но по темному небу уже рассыпались звезды. Она посмотрела на них, на
этот раз без любви и без отвращения. Ей показалось, что они к ней уже
привыкли. При таком освещении стоило пнуть ногой землю, и в воздух
взвивалось целое серебристое облачко. Она постояла немного, повернувшись
спиной к склону, смотря в темноту. Ночной воздух холодил ей лицо.
Внезапно, в тишине, ей показалось, что она слышит какой-то звук. Он