"Колин Таброн. К последнему городу " - читать интересную книгу автора

утверждая, что склоны очень неустойчивые и можно вызвать еще один камнепад.
Поэтому они разбили лагерь высоко над оврагом, а весь следующий день
пробивались сквозь густой лес к ущелью Майнас-Викториас. Этот путь оказался
круче и длиннее, чем кто-либо из путешественников мог себе представить. Они
не встретили ни ярда ровной поверхности. Радость, с которой они отправились
в путь, постепенно улеглась и сменилась мрачным упорством. Время от времени
путники с недоверием смотрели на высокие пики над головами. Они больше не
восхищались природой и не шутили. От долгой ходьбы они начали задыхаться и
совсем перестали разговаривать. Жозиан и Луи снова сели на лошадей, но у Луи
сильно болел позвоночник, а бедра были не в состоянии сжать спину лошади.
Часто их заставали врасплох резкие перемены высоты. Днем они умирали от
жары под прямыми лучами солнца, а вечером начинали дрожать от холода, мечтая
о куртках и свитерах, упакованных в мешки с поклажей на спинах у мулов,
которые ехали далеко впереди.
Они стали больше заботиться о себе. Стоит только подвернуть лодыжку или
ушибить колено, и вам придется просидеть на лошади целую неделю, пока один
из погонщиков не выведет вас из этих лесов. Каждый приступ боли или резкий
спазм наполнял их дурными предчувствиями.
Несмотря на то, что они начинали приспосабливаться к трудностям
путешествия, Роберт боялся, что они становятся все слабее и слабее. Он знал,
что стал медлительным и вялым. Возможно, на это повлияла немота его разума.
Теперь он все чаще отказывался смотреть на горы: их острые пики только
мучили его. Их красота превращалась в избитые фразы. Его взгляд был прикован
к ботинкам проводника, шедшего впереди. Его чувства, казалось, были обмотаны
изолентой. Он не мог создать не только предложение, но даже простой образ. У
него стало пульсировать и болеть одно колено - старая беда, - а после
первого же дня спуска большие пальцы ног опухли, и ногти на них почернели.
Но ему было все равно. Его разочарование вызвало тоскливое смятение у него в
груди.
Женщины оказались значительно крепче мужчин. Снова забравшись на
лошадь, Жозиан, казалось, парила над тропой; время от времени она
останавливалась, чтобы сделать снимок, а пару раз даже открыла пудреницу и
улыбнулась своему отражению в маленьком зеркальце. Камилла наблюдала за ней
с возрастающим удивлением. Она подумала, что даже немного ей завидует:
завидует ее чистой легкой молодости, ее фигуре, ее удивительным способностям
к верховой езде. Но ее невинный голос раздражал Камиллу, возможно, он был
просто слишком высоким. Фиолетовый цвет ее глаз, думала она, был, вероятно,
всего лишь цветом ее контактных линз. Ей очень хотелось наконец определить
для себя, кто такая Жозиан, но она никак не могла этого сделать. А Роберт
уже приметил ее.
Что касается самой Камиллы, то она была очень рада, что идет пешком.
Она полностью доверяла своему телу, которое выносило все тяготы без малейшей
боли. Каждое утро она сгибала и выпрямляла ноги, ожидая, что они затекли от
долгих переходов, но они все так же повиновались ей, как и раньше. Ей не
составляло труда идти рядом с Франциско или даже с Робертом, который был
погружен в какую-то собственную неразрешимую проблему. Она прекрасно знала,
что он не станет с ней делиться своими мыслями. Поэтому, к своему
собственному удивлению, Камилла отгородилась от всех и представила, как
будто она сопровождает в этом путешествии своего сына. Он шел рядом с ней и
был не подростком, а ребенком: тем, кого она вела за руку.