"Колин Таброн. К последнему городу " - читать интересную книгу автора

когда-нибудь была его секретарем или собакой. И когда она увидела, что в
глазах Франциско зажглось возмущение, она вдруг почувствовала непонятную
благодарность. В нем чувствовалось какое-то благородство, даже в его руках,
которые он рассеянно поднес сейчас к лицу. Но она сказала:
- Мне пора возвращаться. Мой муж будет беспокоиться, куда я делась. - У
нее были причины, по которым ей не хотелось рассказывать обо всем этом
Роберту.
- Да, да, конечно. - Но Франциско почувствовал внезапный приступ
паники. Как только они окажутся на поверхности, за стенами этого святилища,
она станет такой же, какой была до этого, смешается с остальными, залитыми
солнечными светом. Ему страшно захотелось прикоснуться к ней. Он убрал руки
от лица, и они безвольно повисли.
Камилла заметила это и даже представила, как он касается ее щек. Она
вдруг почувствовала странную грусть.
- Нам лучше вернуться, - сказала она.

Глава четвертая

Трех часов мучений хватило для того, чтобы они все окончательно
сосредоточились на однообразном переходе. Еще пять дней они бессмысленно
поднимались по склонам и спускались в лощины, как роботы. Их разум,
казалось, полностью онемел, а глаза следили только за тропой. Если даже
кто-то и останавливался, чтобы восхититься пейзажем, то втайне от других,
потому что у него ужасно болели ноги и ныли легкие. Они концентрировали свое
внимание только на том, чтобы пробраться между камней, или на темной земле
под мокрыми деревьями тропического леса. Подъем становился круче, и боль в
мышцах усиливалась. Долгий спуск вызывал дрожь в коленах; подъем оставлял
кровавые волдыри на их пятках. И вот теперь всех их все сильнее и сильнее
начала охватывать тревога, она превратилась в заразную болезнь. Они
осознали, что назад пути нет.
Этой тревоге не поддавались только погонщики. Терпеливо навьючив
поклажу на мулов, они отправлялись в путь значительно позже остальных,
обгоняли всех к полудню и разбивали лагерь за несколько часов до того, как
туда добирались измученные путешественники. До поздней ночи европейцы
слышали, как они болтают друг с другом на своем гортанном языке индейцев
кечуа, а иногда до них доносился их мелодичный смех. Казалось, когда все
устали, индейцы начали относиться к ним гораздо мягче. Каждый день они
занимались одним и тем же. В шесть часов утра они приносили в каждую палатку
горький индейский кофе и будили ее обитателей негромкими криками; через
полчаса они снабжали всех теплой водой в эмалированных мисках; в семь часов
всех путешественников уже ждал завтрак из кукурузных хлопьев со вкусом
кокоса, и вскоре после него вся группа отправлялась в путь.
При каждом восходе солнца европейцы с благоговейным страхом
разглядывали горы, которые накануне заслоняла от них усталость прошедшего
дня. По утрам окружающие их силуэты, невидимые ночью, туманными контурами
выделялись на фоне зари или превращались в серебристую линию, протянувшуюся
через все небо; восходящее солнце рассыпало свои лучи между их вершинами.
Иногда до них доносился рев какого-то далекого притока Амазонки или гул
водопада в скалах. Но уже через час или два пути - дорога была очень
крутой - они переставали замечать все, кроме тропы, по которой они шагали.