"Яков Моисеевич Тайц. Неугасимый свет " - читать интересную книгу автора

рассказ "Золотой грошик". Значит, дедушка был прав - копейка пригодилась.
Но дело не в этом...
Примерно в одно время с дедушкой домой приходил и его сын Рафаил. Он
приходил грязный, усталый, от него пахло чем-то кислым, чем-то острым,
похожим на спирт. Он долго умывался в просторных сенях над бадейкой, а я
сливал ему из тяжелой медной кружки с двумя ручками. Потом он заходил в
комнату, вытирал руки полотенцем и, глядя, как дедушка выстраивает свои
столбики, говорил:
- Ну что, отец? Много наторговал клюквой?
- Плохо, сынок! - отвечал дедушка. - На жизнь ничего не остается. А у
тебя?
- У меня не лучше, - отвечал Рафаил, - но я хоть восемь кож сегодня
сделал. Из них люди сапоги сошьют. А ты что, отец? Купил - продал, купил -
продал... Кому от этого польза?
- Что делать, сынок, - отвечал дедушка и снова принимался шепотом
считать свои монетки: - Двадцать пять... двадцать шесть... двадцать семь...
А я завидовал дяде Рафаилу. Мне тоже хотелось весь день делать кожи, а
вечером приходить домой и подставлять руки какому-нибудь мальчику, который
будет мне поливать из кружки, а потом по-хозяйски садиться за стол и ждать
заслуженного обеда...
В Сморгони было много кожевенных заводов - и больших и маленьких. Не
мудрено, что воздух в городе был наполнен ароматом дубильных ям и котлов.
Местные жители, правда, этого не чувствовали. Но приезжие всегда затыкали
носы и говорили:
- Да-а, букет у вас... тяжелый!..
- Какой букет? - удивлялись сморгонцы. - Никакого букета. Воздух как
воздух...


[Image004]


Все же все старались хоть на лето вывезти своих ребят из Сморгони в
деревню. Однажды меня вывезли в деревню Личники, в девяти верстах от города.
Мы поселились в избушке бедного белорусского крестьянина Петруся
Кашкуревича. У него было пять или шесть белобрысых ребят мал мала меньше.
Они бегали босиком по двору в длинных домотканых рубахах и то и дело
просили:
- Матка, исты!.. Татка, исты!..
Мы прожили там дня два. Вдруг ночью меня разбудили и сразу же стали
одевать.
- Скорей, скорей! - повторяла мама, дрожащими пальцами застегивая на
мне лямки от штанишек.
Я спросонок не мог понять, в чем дело. Вся изба была залита красным
светом. За окном все было красное. Мама вынесла меня на двор. Рядом с нашей
избой бушевало пламя. Горела вся деревня. Искры взлетали к красному небу.
Пламя шуршало, шумело, гудело. Время от времени с сухим треском обваливались
бревенчатые стены и превращались в груду головешек. Мычали коровы, ржали
лошади, визжали свиньи, метались черные на фоне пожара люди.
Было страшно! Петрусь Кашкуревич и его жена стояли на крыше своей избы