"Владимир Германович Тан-Богораз. На реке Росомашьей " - читать интересную книгу автора

зрителей. Вместе со взрослыми девками и молодыми бабами побежали и
молоденькие девочки, которые не могли иметь никакой надежды добежать даже до
половины бега. Маленькая Уанга тоже ковыляла сзади всех на своих коротких
ногах. Через четверть часа женщины, в свою очередь, потерялись из глаз,
растаяв в сверкающей снежной белизне речной долины. Ожидать возвращения
обеих партий приходилось долго, ибо пеший бег, конечно, происходит гораздо
медленнее оленьего.
Етынькэу посмотрел кругом. Акомлюки и Умки не было. Все те люди,
столкновение которых могло оказаться опасным, были в числе участников бега.
В его голове неожиданно родился мудрый план.
-- Если бороться, -- громко заговорил он, -- надо теперь начинать. Вечер
приближается. Когда ещё окончим! Кто хочет бороться, пусть бежит греться, --
заключил он, входя в роль хозяина. -- А ты давай ставку!..
Человек тридцать из присутствующих, все, кто, был помоложе, побежали
толпой по общей дороге. Это была уже третья партия состязавшихся. Етынькэу,
отыскав место поровнее, заботливо утаптывал ногами снег и убирал прочь сучья
и щепки. Люди, побежавшие греться, тоже скрылись из глаз, но вместо них на
горизонте показалось несколько движущихся точек, которые, конечно, должны
были принадлежать партии женщин. Бег молодых парней должен был простираться
гораздо дальше, и для них было ещё рано появиться на поле зрения.
Женщины постепенно приближались к стойбищу. Они растянулись в длинную
линию с огромными промежутками и, видимо, изнемогали от усталости. Все силы
их ушли на стремительность первоначального порыва. Большая часть уже думала
не о ставке, а о том, чтобы как-нибудь добраться до стойбища. Иные ложились
лицом на снег и лежали неподвижно, ожидая, пока подойдут бывшие позади.
Только Каляи и ещё одна молодая девушка, лет восемнадцати, разгоревшаяся как
огонь и выпроставшая плечи и грудь из широких рукавов корсажа, ещё имели
силу бежать взапуски. Каляи, впрочем, успела добежать первая и, схватив чай
и табак, бывшие на ставке, в обе руки, изнеможенно опустилась на землю. Лицо
её посинело от напряжения; растрёпанные косы были покрыты густым слоем
мохнатого инея; на бровях, на ресницах -- везде был белый налёт. Она хотела
что-то сказать, но не могла выговорить ни слова и только громко и часто
дышала, как загнанная лошадь. Девушка, прибежавшая сзади, с досадой сдёрнула
свой корсаж ещё ниже и повалилась навзничь в сугроб рыхлого снега.
Люди, убежавшие для того, чтобы согреться перед борьбой, тоже
возвращались. Добегая до места борьбы, они устанавливались широким кругом
вместе с простыми зрителями. Калюун, славившийся своим искусством в борьбе,
вышел на середину и сдёрнул свою парную кукашку, обнажившись до пояса. Его
красивый белый торс с выдающимися мускулами на груди и на руках как-то
странно отделялся от неуклюжих меховых штанов, сшитых по обычному чукотскому
покрою и потому лишённых пояса и упрямо сдвигавшихся вниз.
Шея его была украшена ожерельем из двойного ряда крупных разноцветных
стеклянных бус.
-- Ну, кто хочет? -- сказал он, приседая на корточки и растирая снегом
свои плечи и грудь, чтобы вызвать прилив крови к коже, защищающий от холода.
Долговязый молодой кавралин выступил из рядов и тоже снял кукашку,
приготовляясь к борьбе. Он был хром на левую ногу, и это помешало ему
принять участие в беге, но он хотел наверстать своё.
-- Ты куда, Ичен? -- останавливали его зрители. -- Калюун тебе ещё
изломает что-нибудь!