"Владимир Германович Тан-Богораз. На реке Росомашьей " - читать интересную книгу автора

наполненный холодным бульоном, он очень непрочно опирался на неровную
подстилку и при каждом неосторожном движении расплёскивал часть своего
содержимого.
Ятиргин опять начал рассказы о чудесах и редкостях его родной земли и
сопредельных стран.
-- А за морем, -- говорил он, -- есть на далёком берегу большой лес,
которому нет конца. В том лесу живут люди-невидимки. Когда они выходят на
торг, можно видеть только лисиц и бобров, которых несут в руках, ибо сами
они неуловимее тени. Кажется, будто меха сами движутся по воздуху. И когда
наши торговцы придут к ним, они выбегают на опушку леса и кричат: "Давайте
торговаться!" Тогда купцы бросают папушку табаку как можно дальше в глубь
леса. "О-о, табак, табак!" -- раздаётся в лесу крик. На опушке начинаются
шум, споры... А кто галдит, не видно. Потом из лесу вылетают бобры или сума
с песцами. За одну папушку дают полную суму песцов... И ещё есть там озёра,
и на берегу под деревьями, сидят люди-половинки, словно расколотые по длине,
и когда услышат чьи-нибудь шаги, склеиваются между собой попарно и бросаются
в воду. Они тоже желают табаку. В земле выкопаны норы, и в норах живут люди,
маленькие, как зайцы, и они тоже желают табаку. Ещё есть другие, великаны,
выше стоячих деревьев, они живут в сопках, в горных пещерах, и когда варят
пищу -- огонь выходит из вершины сопки. Они тоже желают табаку. И все люди
на том берегу жаждут только табаку и за комочек трубочного нагара, величиной
с полнапёрстка, готовы отдать красную лисицу. Ещё есть: в открытом океане,
среди глубокой пучины стоит высокое дерево, в дереве большое дупло; в дупле
живёт злой дух. Сучьев у дерева выше счисления, на каждом суке двадцать раз
двадцать отростков, на каждом отростке по кривому шипу. Дерево ложится набок
и погружается в пучину; когда поднимается, всё белеет от рыбы. На каждом
шипе по белой рыбине, вся эта рыбина падает в дупло, и злой дух её съедает.
Если чукотская байдара проходит слишком близко, дерево падает на неё и,
зацепляя шипами, сдёргивает всех людей на пищу духу. За этим морем есть
материк, но за материком опять море, а за тем морем птичьи ворота. Там край
твёрдого неба падает вниз и, ударившись об землю, отскакивает обратно;
никогда не перестаёт падать и отскакивать. За теми воротами находится птичья
земля. Туда птицы улетают на зиму. Но небо падает так быстро, что не
успевают пролететь, и задних прихлопывает, как в ловушке. Обе сталкивающиеся
половинки покрыты толстым слоем толчёных птиц, больше чем на вышину
человека, и перья там вечно носятся по ветру...
Однако содержание рассказов Ятиргина, несмотря на всю их оригинальность,
не представляло для меня интереса новизны, и я постарался свести разговор на
шаманство, намереваясь упросить Тылювию показать мне образчик своего
шаманского искусства. Мне хотелось узнать, действительно ли загадочная
хозяйка обладала той степенью шаманской силы, которую приписывали ей
окружающие жители.
Ятиргин с первых же слов о шаманстве сам перевёл разговор на свою жену:
-- Ты спрашиваешь: есть ли в нашей земле _вдохновенные_? -- заговорил
он. -- Моя жена хотя молода, но тоже не лишена _свободных голосов_. Слава
богу! Можно сказать, что не одному человеку помогла в болезни. Но ни против
кого не употребила во зло.
Тылювия, услышав, что разговор коснулся её особы, проявила ещё большую
стыдливость, чем вчера. Зато Тэнгэт, сидевший всё время молча, обнаружил
неожиданную словоохотливость.