"Дзюнъитиро Танидзаки. Та, которую я люблю " - читать интересную книгу автора

лампы... И сосновый лес, мимо которого я только что прошел, и дорога, по
которой собрался идти, - все, кроме небольшого, залитого ровным светом пятна
радиусом в пять-шесть кэн, внутри которого я стоял, все вокруг меня
представляло собой мир непроницаемого мрака.
Как же удачно я преодолел это зловещее место! А может, этот путь в
темноте проделал не я, а моя душа?! И, быть может, когда я вышел на свет,
тело мое вернулось туда, где обитала душа,?! Внезапно мое внимание привлек
знакомый хриплый волос, который все еще доносился как будто справа из мрака.
Таинственные существа мерцали в темноте дрожащими огоньками. Но когда
попадали в полосу света, они вспыхивали миллионами белых искр, обретая
причудливые формы, и, померцав, растворялись в темноте. Как ни странно, в
эти минуты мне и вовсе стало не по себе. Но любопытство, которое я не мог
побороть, взяло верх над страхом. Я решился: высунув голову из свето' вого
круга, пристально всмотрелся в темноту сквозь ветви сосен. Прошли долгие
напряженные минуты: одна, две, три... а я все вглядывался во мрак ночи и
по-прежнему не понимал, что за существа передо мной. Но неожиданно прямо от
моих ног, уходя туда, где o была сплошная тьма, в мгновение ока все
вспыхнуло, словно зажглись мириады пылинок фосфора, и тут же погасло. От
страха у меня замерло сердце, я задрожал как кленовый лист на ветру, а
взгляд мой по-прежнему притягивала темнота.
И, как бывает, когда медленно оживают, кажется давно забытые
воспоминания или когда ночь идет на убыль и постепенно светлеет, я вдруг
разрешил долго мучившую меня загадку: я понял истинную природу таинственных
существ. Это бескрайняя черная равнина была сплошь гнилым старым болотом. И
все оно было покрыто уже увядающими лотосами! Вот почему, когда налетал
ветер, засохшие листья лотосов, словно клочки бумаги, издавали столь
странный, хриплый звук и трепетали, обнажая свою белую изнанку.
"А старое болото наверняка огромно. И как давно оно пугает меня.
Интересно, где же оно кончается?" - в глубокой задумчивости я смотрю на его
дальний край. И болото, и лотосы простираются во все стороны и тянутся,
тянутся, насколько хватает глаз, под этими тяжелыми тучами, под этим тусклым
небом. Кажется, будто ночью в шторм не отрываешь взгляда от безбрежного
пространства бушующего моря.
А между тем вдали, словно огонь, которым рыбаки в открытом море
приманивают рыбу, мерцает единственная красная точка.
"Ах, вдали виден свет. Там наверняка кто-то есть. Вот уже и дом можно
разглядеть, и, вероятно, я скоро приду в городок". - Мне вдруг ни с того ни
с сего стало весело, и, собравшись с духом, я шагнул из светового круга в
черноту дороги.
Я прошел пять-шесть те, и свет постепенно приблизился. На отшибе среди
поля сиротливо смотрел на дорогу обветшалый крестьянский дом под
тростниковой крышей; свет, видимо, проникал через сёдзи.
Кто живет в том доме?.. Уж не в нем ли, в том жалком строения, стоящем
на отлете среди поля, живут мой престарелые отец и мать? Уж не там ли и мой
дом? Может, стоит мне только раздвинуть сёдзи, сквозь которые проникает
такой ласковый свет, и я увижу, как мои бедные, не по летам состарившиеся
родители жгут хворост в очаге на полу?
"Ах, Дзюнъити, как хорошо, что ты исполнил поручение. Ну-ка, входи и
садись к огню. Наверное, ночная дорога пустынна. Какой послушный ребенок", -
уж не станут ли они так утешать меня?