"Дзюнъитиро Танидзаки. Похвала тени" - читать интересную книгу автора

красота не соответствует идеалу "очарования вещи, той природной красоте,
которая изначально заложена и в самих вещах и благодаря которой все начинает
оживать, взаимно притягиваться, человек и мир приходят в согласие. Благодаря
проникновению в "очарование вещей" у человека открываются глаза; вещь
воспринимается не функционально, не применительно к человеку, а в своем
истинном виде: дерево в его древесности, огонь в его огненности, как сказали
бы дзэнские мастера.
Ощущая неповторимость, невосполнимость каждой вещи, человек становится
небезразличен к ней. Соприкасаясь с каким-то явлением, с цветком ли, с
лунным сиянием, со словом, он каждый раз испытывает новое ощущение чего-то
близкого и одновременно далекого. Говоря словами Кавабаты, чтобы
действительно увидеть лилию, нужно "соединить душу ребенка, который впервые
смотрит на прекрасный цветок, и душу Бога, которому все известно о лилии".
Японцы видят в умении выразить неповторимость и вместе с тем вечность
каждого мига (мадзурасиса) одно из главных свойств своего искусства.
Действительно, сосредоточенность на отдельном, на правильном отношении
одного с другим, когда одно не только не ущемляет другое, но и помогает ему
раскрыться, отличает искусство японцев. Одно как бы и существует для того,
чтобы оттенять красоту другого, самоустраняется, тем самым обретает свою
подлинную природу.
В суетной, псевдодеятельной жизни люди утратили изначальное чувство
общности, ощущение единства с миром, и духовные водители, люди искусства,
пытаются возродить его в надежде, что это чувство избавит человека от
ощущения потерянности, забытости, ненужности, одинокости - того, что
называется отчуждением, а в буддийской терминологии - страданием (дукхой).
Дукха и есть дисгармония, нарушение контакта с миром и с самим собой -
расплата за отпадение от природы. Только тогда, когда человек избавится от
невежества, от эгоцентризма, от сосредоточенности на себе, на своем
благополучии, он освободится от страдания и обретет полноту. Говоря словами
Басе, "все, что ни видишь, - цветок, все, о чем ни думаешь, - луна. Для кого
вещи не цветок, тот дикарь. У кого в сердце нет цветка, тот зверь. Изгони
дикаря, прогони зверя, следуй Вселенной - и вернешься в нее".
Почему этот вопрос нельзя обойти молчанием, когда речь идет о
современной японской литературе? Потому что для японцев эта тема
злободневна. Они изначально выбрали путь красоты и привыкли соизмерять свои
поступки с понятиями не добра и зла, а красоты и уродства. В сопряженности
Красоты и Истины Тагор видел особенность японского искусства: "Япония дала
жизнь совершенной по форме культуре и развила в людях такое свойство зрения,
когда Истину видят в Красоте, а Красоту в Истине".
Подобное отношение к красоте идет от древности. Красота для японцев -
извечная сущность, неизменная в своей основе, меняется лишь форма ее
выражения. Об этом говорит и Танидзаки в эссе "Понемногу о многом": "Для
восточных людей с древности существует лишь одна красота; поэты и прозаики
из поколения в поколение лишь излагают ее по-разному". И Кавабата Ясунари
свои последние выступления подчинил желанию возродить в людях утраченное
чувство прекрасного. Об этом его нобелевская речь и прочитанные в Гавайском
университете лекции "Существование и открытие красоты".
Понимая, какую силу таит в себе красота, "спасающая мир", японские
писатели продолжают ее поиск. Но это очень тонкий путь, как нить, протянутая
над бездной, легко нарушить равновесие. Одно дело - "красота и есть истина",