"Дмитрий Тарабанов. Опечатка? (О концепции натреализма, статья)" - читать интересную книгу автора

звуки собачьего вальса...
После повсеместного прочтения данного произведения в литературной
ассоциации "Пятая стихия" рассказ обзавелся посвящением: "Маркграфине". (В
аналогии с Маркграфом).
Когда я встретился с Сергеем Стульником лично, он объяснил причину
посвящения. Дело в том, что жена Марковского Наташа приезжала накануне на
фестиваль "Геев и лесбиянок", регулярно проводимый в Николаеве, и с
другими аккредитованными участницами ночевала у писателя дома. Тогда же он
ввел номенклатурное понятие "натреализм", которое появилось по трем
причинам: 1. От имени супруги автора рассказа "По грибы", 2. От
"натурализма", 3. От слова "наташа", как обычно во Франции называют
проституток. Теоретик определил тогда данное стилевое течение, как
"шлюшный реализм", и ввел единственное правило: писать без прикрас.
И вправду, натреализм, в отличие от эротики и порнографии, с которыми его
постоянно путают, явился исключительно серьезной фракцией современной
литературы постмодерна. Гипотетически, жанр не должен был развращать
личность - напротив, он должен был, не осуждая, показывать правду. И автор
делал это так, что слюни не то, чтобы не выступали, - тошнило.
Если после исключительно художественных "По грибов" оставалось приятное
впечатление умело обыгранной феерии, то после натреалистических рассказов
молодых авторов-реформаторов не оставалось ничего, кроме гнетущего осадка,
свойственного литературе эпохи декаданса. То, что этого требовал стиль,
было само собой разумеющимся, но кому нужны были тексты, настолько
реалистические?
Натреализм оказался в опасности повторения судьбы киберпанка, который в
своем чистом виде далеко не сразу нашел читателя в широких массах. Тем
более, натреализм балансировал на грани Российского законодательства
относительно растлевающей сознание литературы. И вообще, после
многолетнего триумфа гуманизма смотрелся он странновато. Но, как говорил
Сергей Стульник, назревала просорокинская революция, и совсем неплохо было
бы лишний раз "выпендриться".
Вслед за "Собачьим вальсом" из-под пера плодовитой авторской "четы" вышел
еще один рассказ: "Белый танец", сюжет которого был выстроен на основе
реального трагического случая. На дружеской вечеринке девушке подсыпали в
напиток возбуждающий наркотик, да столько, что у бедняжки начался кризис
матки. Она закрылась в ванной и начала удовлетворять себя первым, что
подвернулось под руку - веником. В результате она нанесла внутренним
органам тяжелые травмы и умерла от потери крови. В этом произведении уже
просто не пахло эротикой. Оно ошеломляло правдивостью. Натреализм,
непрестанно гонимый, торжествовал.
Решено было писать третий рассказ с целью объединения их в трилогию
"Generation Party" (вызов Пелевину), но то ли к огорчению, то ли к счастью
соавторство распалось.
В истории жанра забелел ощутимый пробел.
Потом, одним прекрасным весенним утром 2001 года Петр Шелудько открыл
нового автора - Альберта Хардвеева (наверняка, псевдоним). Дебютировал он
рассказом "Как бы писатель", который после того как был мной зачитан на
Росконе-2002 в дружеской компании Фэндома-28, стал источником слоганов и
цитат. В рассказе обыгран диалог издателя порнографического чтива и
молодого автора, совсем недавно отошедшего от фантастической прозы.