"Дмитрий Тарабанов. Время по определению" - читать интересную книгу автора

Порывшись в кармане, я извлек из порвавшейся подкладки кармана мелочь.
Разложив на ладони желтые и белые монетки, я принялся складывать в уме. Не
хватало пяти копеек. Можно было бы попросить водителя: "Довезешь за сорок
пять до...", но унижаться из-за мелочей не хотелось. Я засунул руки в
карманы и поднял глаза на обесточенный троллейбус. Окна его горели
прожженным желтоватым светом, и мне стало интересно, на много ли хватит
аккумулятора, чтобы его поддерживать.
Никто из пассажиров на меня не смотрел. Кроме одного.
Девушка в пальто из теплой шотландки, - эта ткань мне всегда напоминала
верблюжьи одеяла, - прижимала к шее поднятый воротник. Светлые волосы были
аккуратно заведены за уши, маленький подбородок смотрелся чувственно, а
серые глаза с грустью глядели на меня, пускающего на морозе белые облачка
пара.
Мне стало не по себе. Я принялся мяться, смущаться, топтаться на месте.
Потом шумно вздохнул и пошел вдоль улицы, выводящей на проспект. Мне все
время чудилось, что на следующем шаге я услышу рычание и дрожание
троллейбуса, несущегося мне вслед и, наконец, меня обгоняющегося. По
определению. По закону подлости.
Но вслед мне катились одни маршрутки, на место в которых мне не хватало
совсем малости.


Утром я позаимствовал у пожилой соседки, которая до сих пор думала, что я
рисую натюрморты и портреты начальников цехов, немного денег. На сдачу.
Свои "нюшки" я продавал на парапете, среди остальных недохудожников.
Преподаватели Культурного возвращались через "парапет" домой, глядели на
мои спрятанные под стекло и обрамленные в недорогой багет работы и качали
головой: "На такой ширпотреб себя расходует". Я каждый раз удивлялся, где
они отыскивают выдержку, чтобы не попереть меня с кафедры реставрации за
непосещение. Наверное, из-за жалости. А может, лени.
Ирка улетела с самого утра. Пришла молодая пара, на вид - не блеск; долго
рассматривали, что-то тихо друг другу говорили; девушка улыбалась, парень
хмурился. Я устал нагонять на лицо добродушное выражение и угрюмо пялился
на новую копию бородатого мастера с полотна Валеджио, выставленную
напротив. Мои работы выдерживали конкуренцию с этой масляной аляповатостью
и изобилием разобнаженных на природе тел. Выполненные карандашом, редко -
сухой кистью, они привлекали внимание людей со вкусом. Или людей без
вкуса, но любящих незрелую клубничку.
- Мы возьмем это, - она сняла с небольшого картонного стэндика портрет
Ирки в малиновой драпировке, которая у меня получилась пепельной, а парень
вытащил из кармана солидный рулончик денег, перехваченный резинкой
наподобие моего ватмана. - Сто?
- Да, да, - я поднялся со своего раскладного стульчика и, мешая удивление
с эйфорией, принял деньги. - Погодите, дайте я вам в пакет запакую...
- Большое Вам спасибо, - сказала девушка, и они, тихо переговариваясь
между собой, пошли дальше.
Я, еще не отойдя от небольшого шока, сел на стульчик и принялся
перевешивать картинки, чтобы закрыть пустое пространство. Надо же, я бы ни
за что не подумал, что у таких простых с виду людей могут водиться такие
деньги. Пришли, не пудрили мозги, не обсуждали, не осуждали меня, как