"Константин Иванович Тарасов. Испить чашу " - читать интересную книгу автора

музыкантов.
В воскресенье поехали в костел, - отец захотел похвастаться Юрием
перед народом. После костела отправились к пану Лукашу, где заночевали;
только вернулись от него, как явился пан Петр Кротович с сыном, а следом
крестный Юрия - вновь полуночничали... Эвка из памяти высеялась, как в
прореху. За все дни только однажды и вспомнилась, да и не вспомнилась бы -
услышалось в разговоре имя. Рассказывали, как Эвка залечила рваную рану.
Кто-то на охоте порвал вену, кровь бьет струей, подставили большой рог -
под самый верх крови... Призвали шептунью, она побубнила, пальцами над
раной повела - в пять минут все загоилось, в белую нитку шрам. Но когда
рассказчиком было добавлено, что это бесовская наука, Юрий возразил, что
бесы лечению христианина помогать не могут, это противно их природе, а если
пан говорит правду и рана на свидетельских глазах затянулась, то тут другая
выучка, может быть, от святого Мартина, который опекает наше здоровье и
которому все аптекари и доктора ставят свечи, в чем пан сам сможет
убедиться, если будет в Вильно и войдет в фарный костел в положенный
святому Мартину день. Сказалось доброе слово, но черное пятно с сердечной
ткани ничуть не сошло, поскольку отец одобрительно закивал на такую
справедливость защиты - но за что Юрию ее защищать?
Наконец выдался спокойный денек, и Матей соблазнил пойти на Волму с
бреднем. Что рыба - не рыбы захотелось, нашлось бы кого послать ради рыбы;
приманила та давняя радость, когда крепкий еще Матей брал Юрия тянуть сеть
против течения, и они брели, перекрыв русло, исчезая с головой в прибрежных
ямах, до синевы коченея и выводя на золотую песчаную отмель добытое серебро
лещей, а потом грелись на траве, и светлая прекрасная тайна проглядывала из
близкого времени.
По дороге повстречалась им виденная Юрием у шептухи девка с прежней
неподвижностью лица, только вместо ужаса сейчас в голубых ее глазах
блестела радость какой-то спасительной мысли.
- Это кто, Эвкина дочь? - спросил Юрий, вспоминая свое удивление.
- Откуда! - отвечал Матей, направив девке короткий кивок. -
Приютилась... Кому нужна в сблаженном уме... Василя Кривого дочка, -
пояснил он наконец происхождение. - В полоне вместе с Эвкой была... И пан
Адам ее жалеет...
Пропустив вниманием за нехваткой трезвого времени среди праздников
побывки разные здешние события, случившиеся в четыре года его отсутствия,
Юрий тут пустился в надлежащие расспросы. Само по себе помешательство
простой девки, испытавшей тяжесть стрелецкого сластолюбия, сопровожденное
убийством отца в трех шагах от места забавы, мало затронуло бы Юрия. Знал
он хорошо казацкие и солдатские привычки, самому доводилось видеть деревни
в десять дворов, где жительствовали одни бабы, а мужики были вырублены
остановившейся на полчаса ротой для тишины короткого удовольствия. И
помрачнее картины пришлось наблюдать - ничем не удивишь... Но в соединении
с Эвкой и, более того, с отцом это обычное дело войны обретало некоторое
разъяснительное значение - Юрий насторожился. Матей, приученный к
однословию шляхетской воли и ответной краткости, был и теперь скуп на
слова. Но Юрию и требовались сухие параграфы. Какие выбрать глаголы,
эпитеты и сравнения к Матеевому тезису "пришли солдаты" или "был загон
коней в триста", он знал хорошо - порядок несчастья и смерти везде
действовал одинаково, разве только для Дымов в силу болотной затерянности