"Константин Иванович Тарасов. Испить чашу " - читать интересную книгу автора

однако не вырубили; оказалось, что всех не перебьешь... И вот уже вновь
стоит на алтаре ксендз, отсидевшийся в дымоходе, и униат, соединившись с
товарищем, идет в побитую церковь, держась за саблю, в мрачной решимости
или погибнуть, или войти в нее против запрета, чтобы расправить свою
помятую страхом честь, снять с себя позорную грязь тех луж, по которым
спасался он от улюлюкающей оравы противников. И уже православное воинство,
выпустив злобу, подогретую яростным призывом попов, сейчас отдыхало в
молитве о прощении грехов, совершенных ради истинной веры. А в другой
местности, наоборот, тоскливо вздыхал католик, прося перед иконой забыть
его немилосердное дело, и униат, застреливший православного, шел в церковь,
не трогая другого православного, пережившего час убиения в подпечье... И
шведы растратились силами в войне против нескольких народов... Все это
каким-то странным образом крепко сцепилось и привело третьего мая
шестидесятого года к Оливскому миру Польши и Великого Княжества Литовского
со Швецией.
Литовские и белорусские полки стали стягиваться в Кейданы, и вот тогда
наступило затишье для дивизии Полубенского, в рядах которой воевал против
шведов наш герой. Пореженные полки требовали отдыха и пополнения, их
распустили на короткую побывку, и они пошли спешным маршем на родину, к
той, долгие годы снившейся счастливыми воспоминаниями, радостной, как бы
райской после смертельных покосов, домашней жизни.


2

Дошед до своих мест, хоругвь рассыпалась, растеклась по лесным и
болотным проселкам - каждый спешил на свой двор. Дождался поворота на Дымы
и поручник Юрий; здесь, на перекрестке, попрощался он с товарищами, каким
было следовать дальше, и забыл о них, радуясь близкой уже встрече с отцом,
которого четыре года не видел.
К Юрию ехал гостить Стась Решка - верный и давний, с годов учения в
Полоцкой коллегии, но безденежный приятель, привязанный к Юрию и признанием
за участие. Поодаль шляхтичей шли при вьючных конях трое солдат - все
местные.
День был душный, с полудня собиралась гроза - и собралась. Черные
тучи, погасив свет, начали льнуть к земле, лес и трава замерли в покорности
перед неминуемым побитием. Уже воздух содрогнулся, редко стукнули капли,
сгустился сумрак. До Дымов оставалось две версты. Было ясно, что грозу не
обогнать, и, увидев впереди старую часовенку, Юрий решил укрыться под
святой крышей. Однако набожного Стася Решку что-то в часовенке смутило; он
быстро выискал что - отсутствовал на ней крест, лишь обломок его бодливо
торчал посередине конька. Многим позже, когда день приезда в Дымы всплывал
в памяти своими предначертаниями, Юрий мучился, что не поверил словам
приятеля: "Крест бесы сломали", а напротив, с насмешкою сказал спешиться.
Да и чего было пугаться, если столько навиделись сожженных костелов,
ободранных церквей, столько побитого в этих церквях и костелах народу, да и
сами не один раз в костелах и церквах, как в корчме, ночевали, что и
забылось, что помимо людей есть бесы. Ведь не бесы иконы жгли, на алтарях
саблями шеи рубили...
Едва внесли в часовню мешки и седла, как наискось неба вспыхнул