"Константин Иванович Тарасов. Золотая Горка" - читать интересную книгу автора

хранились основные документы боевой дружины. Убить его мог тот, чья
партийная кличка поставлена под решениями об экспроприациях и терактах.
Такие бумаги - бесценный клад для полиции и вечная опасность каторжной
тюрьмы для боевика, даже для отрекшегося. Если смоленский жандарм
сознательно не наврал, то Пан погиб из-за его, Скарги, неожиданного
возвращения в Минск. День приезда был известен только службе Живинского.
Телеграфные депеши из Смоленска обгоняли ветер, минская полиция получила
время для подготовки. Ротмистр потребовал от своего агента адреса квартир,
где беглый будет искать убежище. Похоже на правду, думал Скарга, Володю
убили они, чтобы создалась хаотическая ситуация. Возможно, убийство
планировали приписать ему. Если бы он бросил так называемого Клима на
вокзале и вошел в дом один. Неспроста там таскался некий стекольщик. Засада
могла прятаться в соседнем доме. Отнести криминальное убийство на счет
боевика - иезуитский ход ротмистра. Вошел - а следом полиция, понятые,
свидетели, торжествующий Живинский. И - после короткого суда - виселица.
Или расстрел, что проще, поскольку не требуется палач. Или вечная каторга
при условии выдачи денег и чистосердечного предательства. Но адрес Володи
дал полиции хорошо осведомленный информатор...
______________
* Маломонастырская - ныне улица Герцена.
** Торгово-Набережная занимала берег Свислочи между нынешней площадью
8 Марта и улицей Янки Купалы. Постройки снесены в 60-е годы.

Из лавки старого Бомбардира Скарга вышел в офицерском кителе и полевой
фуражке. Фуражка была великовата, китель - тесен. До неузнаваемости он не
изменился, но филерское опознание этот наряд затруднял. Спускались сумерки.
Неторопливая толпа легальных земляков вынесла Скаргу на Романовскую*. Он
увидел Пищаловский тюремный замок, и чувство одиночества отрезало его от
спокойного мира и мирных людей. Они - жили, он - шел на теракт. Он поднялся
на холм. В двухэтажном тюремном замке были одни ворота и одна дверь в
караулку. Через эти ворота его и Ольгу доставила на тюремный двор
полицейская карета. Они вышли, его повели в пыточную. Появились Новак и
Острович. Если Новак сегодня дежурит, думал Скарга, то после ужина, сдав
камеры, он выйдет на улицу из караульной. Другого пути у него нет. Был
среди надзирателей еще один отъявленный садист по фамилии Будкевич. В мае
его убили матросы-дисциплинарцы. А сегодня Скарга казнит Новака. Или
Островича. Или обоих, если ему повезет. Много эсеров, белорусских
возрожденцев, эсдеков и бундовцев горюет за этими воротами свое
арестантское горе. Завтра к ним придет новый надзиратель, они узнают, что
прежний казнен, и, может быть, это укрепит их волю. Тяжело политическому
терпеть муку тюрьмы; душа его лелеет детскую мечту стать птицей - не
соколом, не соловьем, не буревестником над штормовым морем, но простой
неуклюжей вороной. Ее свободный полет зрит из камеры его завистливое око,
ее хриплый крик передает ему приветы от родных, в крике слышится
сострадание матери и сочувствие друга, и тоскливо становится на сердце,
когда стая ворон пролетает мимо тюремных окон в немом молчании.
______________
* Романовская - ныне улица Республиканская.

Прошло не менее получаса, когда, наконец, двери отворились и чередой