"Константин Иванович Тарасов. Золотая Горка" - читать интересную книгу автора

пошли надзиратели. Некоторых Скарга помнил. Новак вышел шестым, попрощался
с коллегами и зашагал вниз по Серпуховской*. За пожарной частью он повернул
на Койдановскую и тут же исчез в подворотне третьего дома. Скарга побежал.
Из подворотни ему открылся небольшой дворик, закрытый двухэтажным, на два
подъезда, аккуратным кирпичным домом. К нему примыкал неказистый флигелек с
полуподвальным входом. Двери этого флигелька Новак отмыкал ключом.
Поспешив, Скарга вошел в жилье надзирателя сразу за хозяином. Тот лишь
успел снять фуражку и войти в комнату. "Кто?" - спросил Новак, слыша шаги.
Комната была темной, небольшое окно едва освещало ее, но лицо надзирателя
Скарга различал ясно. Скарга вынул пистолет. "Вспомни ноябрь, - сказал он.
- Вспомни девушку". По глазам Новака Скарга прочел, что тот вспомнил. "Ее
именем!" - сказал Скарга, поднял пистолет и выстрелил Новаку в сердце.
______________
* Серпуховская - ныне улица Урицкого.

На улице он достал часы, но руки дрожали, он не мог открыть крышку.
Тогда он посмотрел на закатное солнце, подумал, что справится, и торопливо
зашагал в сторону Трубной. На углу он долго и жадно пил из колонки. Где-то
неподалеку в полисаднике играл граммофон. Скарга узнал марш "Царица бала".
Этот марш нравился Вите. Они гуляли в городском саду, военный оркестр играл
вальсы, был воскресный день. Этот день, окрашенный счастьем, всплыл в
памяти, но сердце не откликнулось ни радостью, ни болью. Образ Вити
подержался перед глазами недолго: бесчувствие отстранило его, и он пропал.
Скаргу захватила конкретность минуты. Он отметил тишину Тюремного переулка,
запахи дыма и садов, смытую дождями на лопухи побелку заборов, свои тяжелые
шаги по тропинке и мерное горячее биение крови в висках, отмечавшей каждое
прожитое мгновение.
Острович подбивал обручи на рассохшейся бочке. Он стоял возле высокого
крыльца спиной к улице. От калитки вела к дому дорожка, обсаженная с одной
стороны белыми астрами. Скарга шел по ней, опустив руку в карман; рукоять
пистолета холодила ему ладонь. Надзиратель оглянулся. Старая рубаха,
латаные штаны, деревянный молоток в руке придавали ему сходство с
мастеровым. Возможно, он и был мастеровым до службы в тюрьме. "Вам кого?" -
спросил он довольно приветливо. "Тебя!" - тихо ответил Скарга и
приблизился. "Вспомни прошлую осень, ночь в тюрьме, девушку, которую ты
насиловал и бил!" Он достал пистолет и держал его у бедра. "Вспомнил?"
Надзиратель был готовым мертвецом. Скарга знал, что казнит его. Он хотел
сказать "Ее именем!", но вдруг из-за дома появилась девочка лет десяти,
тоненькая с печальными голубыми глазками, босая. Она держала миску с
огурцами. Скарга спрятал руку с пистолетом за спину. Почувствовав что-то
грозное, что исходило от Скарги, девочка остановилась.
- Уходи, Ядя, уходи! - пробормотал Острович.
Девочка послушно поднялась по ступенькам, на пороге еще раз оглянулась
на отца и пришельца - бледная, тихая, несчастная, как сирота. Она
заискивающе улыбнулась, и Скарга почувствовал, что не сможет спустить
курок. Но пистолет не спрятал.
- Сегодня казнили Новака, - сказал Скарга. - Ты тоже приговорен.
Сейчас я пожалел твою дочь. Но если ты... хоть пальцем...
Острович послушно кивал головой. Маленькие его глаза разрывал
отчаянный ужас. Ужас свиньи, подумал Скарга. Его мутило от гадливости.