"Татьяна Тарасова. Богиня судеб (роман-фэнтези) " - читать интересную книгу автора

жертвы.
Но, впрочем, сознание постепенно прояснялось, и спустя всего
несколько мгновений юноша уже был способен понять, что все, с ним
произошедшее, есть лишь сон, и ничего более. На душе, однако, оставалось
темно и тоскливо.
- Ты спишь, мальчик?
В комнату на цыпочках зашел Бенино - встрепанный и отекший, со
свернутым набок носом вследствие дурной привычки спать лицом вниз.
Пеппо улыбнулся. Вот так и дома брат будил его по утрам: осторожно
открывал дверь, протискивался внутрь и громким шепотом спрашивал, спит ли
он. Если он спал, то вопрос сей повторялся с различными интонациями до тех
пор, пока мальчик не подавал голос в ответ. Но и потом Бенино не оставлял
его в покое, а садился на край широкой, привезенной из далекого Аграна
тахты, и начинал работать ветром, то есть дуть ему в лицо сколько было сил,
до розовых сусликов в глазах. Приходилось подниматься, в душе проклиная
этого зануду и обещая себе когда-нибудь сбежать из дома и уплыть с
пиратами, далеко-далеко в море, на синие просторы - там-то он будет спать
хоть до полудня!
Но сейчас юноша улыбнулся. Все-таки родной брат гораздо приятнее,
нежели демоны, пусть даже и ненастоящие... Свесив ноги с тахты, он сладко
зевнул, сунул голову в солнечный луч, лишь теперь ощутив и оценив его
воистину живое тепло, и потянулся. Что ж, нынче его первый день в чужом
доме - надо вставать... Как говорит Бенино - и людей посмотреть, и себя
показать...
- Прибыли первые гости, - таинственно прожужжал философ в
оттопыренное ухо Пеппо. - Пойдем, поглядим, что за гуси?


* * *

Гостей (или гусей, как окрестил их Бенино) пока оказалось двое.
Кажется, ни тот, ни другой не были удостоены особого расположения
благородного рыцаря, ибо он даже не пригласил их сесть и не подумал
угостить. Сам же при том преспокойно восседал в своем любимом кресле и
вкушал очередной кубок игристого красного вина.
Спускаясь по лестнице - чистого белого мрамора, с высокими,
застеленными ковровой дорожкой ступенями, - Пеппо окинул быстрым взглядом
массивную фигуру Сервуса Нарота, особенно обратив внимание на его лицо.
Вывод напрашивался сам собой: их любезный хозяин все же посетил ночью
кабак, где, по всей вероятности, оставил немалую часть своего состояния.
Толстые щеки его были уж не румяны, а красны, да ещё отливали разными
цветами, от багрового до фиолетового; большой нос лоснился; под глазами
висели зеленоватые пустые мешочки, а сами глаза потускнели и слезились. Тем
не менее он взирал на своих гостей со всем возможным высокомерием, что, как
заметил Пеппо, ничуть их не трогало.
Сложив на груди руки, они стояли перед Сервусом Наротом и, в свою
очередь, молча таращились на него. Пауза явно затянулась, потому что
Ламберт, притулившийся у кресла своего повелителя, успел погрузиться в
сладкую дрему - он, как задушенный куренок, свесил голову набок, обнаружив
при этом маленькую аккуратную проплешину на затылке.