"Андрей Тарковский. Запечатленное время" - читать интересную книгу автора

можно переносить на экран.
Существуют произведения, которые обязаны своим авторам таким единством
компонентов, такой точностью и своеобразием литературного образа, такой
невозможной глубиной характеров, выраженной словом, такой чудесной
способностью к волшебству композиции и такому воздействию цельной книги,
сквозь страницы которой отчетливо проступает поразительный и неповторимый
характер ее автора, что желание экранизировать один из таких шедевров может
явиться только у человека, который с одинаковым презрением относится как к
кино, так и к художественной прозе.
Тем более что настало время, когда необходимо наконец отделить
литературу от кинематографа.
Существует проза, которая сильна своим идейным замыслом, конкретностью
и твердостью конструкции или своеобразием темы. Такого рода литература как
бы не заботится об эстетической разработке заложенных в ней идей.
Мне кажется, "Иван" В.Богомолова относится к этого рода литературе.
С чисто художественной точки зрения ничего не давала моему сердцу
манера суховатого, подробного и неторопливого рассказа с лирическими
отступлениями, в которых проступал характер героя новеллы, старшего
лейтенанта Гальцева. Большое значение Богомолов придает точности военного
быта и тому, что он был или старался казаться свидетелем всего происходящего
в своем рассказе.
Все эти обстоятельства помогли отнестись к рассказу как к прозе,
которая вполне поддается экранизации.
Более того, в результате экранизации рассказ мог бы приобрести ту
эстетическую чувственную напряженность, которая превратила бы его идею в
истинную, подтвержденную жизнью.
Прочитанный рассказ Богомолова врезался в память.
А некоторые его особенности меня просто поразили.
Прежде всего судьба героя, которая прослеживается вплоть до его смерти.
Правда, такого рода сюжетные построения не оригинальны, но далеко не все из
них оправданы внутренним движением идеи, закономерной необходимостью в
разрешении замыслов, как это случилось в рассказе "Иван".
В этом рассказе смерть героя имела свой особый смысл.
Там, где у других авторов в подобных литературных ситуациях возникало
утешительное продолжение, здесь наступал конец. Продолжения не следовало.
Обычно в таких случаях авторы вознаграждали военный подвиг героя.
Трудное, жестокое уходило в прошлое. Оно оказывалось лишь тяжелым жизненным
этапом.
В рассказе Богомолова этот этап, пресеченный смертью, становился
единственным и конечным. В нем сосредоточивалось все содержание жизни Ивана,
ее трагический пафос. Эта исчерпанность с неожиданной силой заставляла
почувствовать и понять противоестественность войны.
Второе, что меня поразило, было то, что суровый рассказ о войне
повествовал не об острых военных столкновениях и не о сложности фронтовых
перипетий. Описание подвигов отсутствовало. Материалом повествования явилась
не героика разведывательных операций, но пауза между двумя разведками. Автор
наполнил ее волнующей взвинченной напряженностью, которую нельзя выразить
внешне. Эта напряженность напоминала оцепеневшее напряжение до отказа
закрученной патефонной пружины.
Такой подход к изображению войны подкупал таившимися в нем