"Татьяна Анатольевна Тарасова. Четыре времени года " - читать интересную книгу автора

Долго они не могли рискнуть, как я им ни предлагала, как я их ни упрашивала
взять для короткой программы музыку Свиридова из фильма "Время, вперед!".
"Тетя Таня, тяжелая музыка, мы не справимся с ней". Я убеждала Иру и Сашу,
что музыка именно для них, доказала им свою правоту, и эта короткая
программа - одна из лучших, одна из самых дорогих для меня. А мелодия
Дунаевского из фильма "Кубанские казаки"? А короткая программа на музыку
Римского-Корсакова "Полет шмеля"? Они любили короткие программы. Никто так
не умел и не умеет исполнять двухминутный набор обязательных элементов, как
Ира и Саша. У них каждый элемент был отточен до совершенства. Каждый
элемент- бриллиант. Если вращение, то идеально параллельное, если прыжок, то
идеально синхронный. И только с акселем в 2,5 оборота у нас произошла
заминка. Ира действительно его никогда при мне не срывала, но в
ответственный момент он мог разладиться. Я целый год долбила с ней этот
прыжок. В 1978 году мы приехали на чемпионат мира в Оттаву, я велела ей
прыгнуть аксель сразу, когда еще шла акклиматизация. Ира взлетела... и
потеряла прыжок. И на протяжении десяти дней она пыталась прыгнуть аксель,
но не могла. Я говорила: "Ирочка, ты не волнуйся, ты все равно его
сделаешь". За два дня до старта он, наконец, получился. Тут вмешался Зайцев
и стал требовать, чтобы Ира если прыгает, то прыгать должна параллельно.
Пришлось успокаивать и его, объясняя, чтобы на параллельность он не
рассчитывал. На разминке Ира такую колбасу из прыжка устроила, что я даже
собиралась его снять, но, подумав, решила: "Нет, она сделает". И Роднина
прыгнула свой злополучный аксель абсолютно чисто. В этом она вся. Десять
дней не прыгать на тренировке, а лихо сделать первым же элементом в
соревновании. И как она засмеялась, и как понеслась. И шаги на радости
перепутала. Программу катала, как безумная. Не устала совсем, хохотала, до
того была сильна. Дальше в программе для нее уже ничего не существовало,
никакие там тройные подкрутки смутить ее не могли.
Мы отправились в турне по Америке, и зал вставал, когда катались
Роднина и Зайцев. Любили их. За их мощь, за их скорость, за Ирин жест, когда
она, вытянув руку и наклонясь вперед, летит надо льдом. Любили их за то, что
они такие русские, такие широкие.
Летом, после турне, после отпуска, мы приехали всей командой в Томск, и
Ира мне говорит: "Таня, я себя что-то плохо чувствую". - "Ты у врачей
была?" - "Нет", - отвечает Ира. "Пока тренироваться не будем". Она несколько
раз вышла на лед, но я поняла, что лучше ей этого не делать, и отправила их
с Сашей в Москву. А через несколько дней звонит Зайцев: "Тетя Таня, Ира ждет
ребенка!"
Событие необыкновенно радостное. И у меня почему-то даже не возникла
мысль, что ей придется оставить спорт.
Мы вернулись из Томска. Ира ходила грустная-грустная, вся в себе.
Совсем не Роднина. Я сказала ей: "Даже в голову не бери, все равно будешь
кататься". До Олимпиады было еще полтора года, и я ни на секунду не
сомневалась, что они должны выступать в Лейк-Плэсиде.
Я снова уехала, Ира пролежала в больнице, а когда я вернулась, то
личико у нее так вытянулось, что я сразу подумала: надо ей сделать что-то
очень приятное. Я ей говорю: "Ирка, приходи ко мне, я тебе что-то покажу". Я
как раз слушала музыку и нашла романс Свиридова. Ну, такая музыка, такой
романс, такой чистоты, точно для нее. Она приехала, и я ей объявляю: "Я тебе
сейчас покажу музыку, под которую вы будете кататься на Олимпиаде". Она это