"Гарун Тазиев. На вулканах (путевые заметки)" - читать интересную книгу автора

значит, можешь отыскать место, где оставлен избыток поклажи, когда можешь
взглянуть на компас, не истратив пятидесяти спичек, прежде чем отыщешь
сухую; когда не требуется пяти минут на то, чтобы завязать полог палатки и
пяти часов, чтобы утром собраться в дорогу... У нас уходило не меньше
четырех часов с момента, когда Билл (Уилсон) возглашал: "Пора вставать!", до
того, как мы впрягались в сани. Одевание требовало помощи двоих спутников,
ибо толстая холстина промерзала настолько, что двоим мужчинам с трудом
удавалось придать верхней одежде нужную форму.
Особые неприятности доставляли дыхание и потоотделение. Я не
представлял себе раньше, сколько много влаги выходит у нас через поры.
Самыми тяжкими были дни, когда приходилось останавливаться на дневку, чтобы
согреть окоченевшие ноги. Мы сильно потели, и влага, вместо того, чтобы
впитаться в шерстяную материю, замерзала и накапливалась. Едва выйдя из
тела, она превращалась в лед; каждый раз, снимая одежды, мы вытряхивали из
них ледышки и снег. К сожалению, не весь, поэтому, когда мы согревались в
спальных мешках, оставшийся лед таял, вода пропитывала оленьи шкуры, и те
становились жесткими и несгибаемыми как кирасы.
Что касается дыхания, то днем оно лишь сковывало льдом бороды и
накрепко примораживало шапки к волосам. Войдя в палатку, лучше было не
снимать шапок до того, как примус основательно не прогреет воздух. Серьезные
же неприятности начинались с момента, когда мы забирались в спальные мешки.
Оставлять отверстие для дыхания было невозможно из-за холода, поэтому всю
ночь пар от дыхания намерзал внутри оленьей шкуры. Чем меньше оставалось
кислорода, тем учащенней мы дышали... В спальном мешке немыслимо было зажечь
спичку!
Разумеется, до такой степени мы промерзли не сразу; первые дни прошли
спокойно. Все началось однажды утром - столь же беспросветным, как и
предшествовавшая ему ночь, когда я вылез из палатки, чтобы грузить поклажу
на нарты. Позавтракав, мы втиснули ноги в одеревяневшую обувь в палатке, где
было относительно тепло. Выйдя наружу, я задрал голову, чтобы взглянуть на
небо, - и больше уже не смог опустить ее, потому что за долю секунды вся
одежда накрепко застыла!.. Так, с задранной кверху головой, мне и пришлось
тянуть нарты четыре часа кряду. С тех пор мы старались успеть принять
"рабочее" положение для тяги прежде, чем одежда превратится в броню.
Мы поняли, что надо отказаться от привычного ритма и все делать
медленно. Нельзя снимать меховых рукавиц, надетых поверх шерстяных. Вне
зависимости от того, чем ты занят, надо тут же прекратить это занятие, едва
заметишь, что какая-то часть тела замерзла, и начать ее растирать до тех
пор, пока не восстановится кровообращение. Нередко можно было видеть, как
кто-то из нас, оставив товарищей продолжать работу, начинал с силой ударять
о снег ногами, обстукивать себя ладонями или тереть какую-то часть тела. К
сожалению, таким способом не удавалось восстановить кровообращение в
ступнях... Для этого приходилось начинать долгую процедуру: ставить палатку,
зажигать примус, растапливать снег, греть воду, пить горячее и только после
этого снимать носки. Трудность усугублялась тем, что мы не знали, обморожены
ли у нас ноги или мы просто не чувствуем их. В этих случаях прибегали к
медицинской компетенции Уилсона, и уже он решал на основании описаний наших
ощущений, следует ли разбивать лагерь или можно идти еще час. Ошибка с его
стороны была равнозначна катастрофе, ибо если кто-то из нас потерял бы
способность двигаться, вся группа оказалась бы в критической ситуации и,