"Надежда Тэффи. Горы " - читать интересную книгу автора

поднялись так высоко, что до нас даже не долетает шум. Кое-где по склонам
мелькают маленькие селения. Видно, как ползают по горам крошки люди, собирая
траву для своих стад.
Немножко ниже нас, над обрывом проносится стая птиц и, смешно поджав
крылья, ныряет и кувыркается в воздухе. Им просторно, свободно, они высоко
над землей. Мы еще выше их, но на земле. Нам тесно, и мы лепимся около
отвесной стены.
- Обидно за человека, - соглашается со мною моя спутница. - И
несправедливо со стороны природы отдавать птице такой преферанс.
Скоро приедем во Млеты. Начинают попадаться навстречу местные жители в
телегах самой невероятной конструкции: две плетеные стенки, очень высокие,
поставлены на колеса параллельно друг другу. Пролезть между этими стенками
может только очень отощавший человек, и то боком. Влезают туда, вероятно,
подставляя лестницы, а для того, чтобы попасть на землю, приходится, должно
быть, переворачивать затейливый экипаж вверх колесами и вытряхивать
пассажиров.
- Ямщик! - говорит Софья Ивановна, - как ты те горы называл, что около
Владикавказа?
- Данаурские, а потом Дарьяльские, а это вон Крестовый перевал.
- Гм!... А которые считаются самые красивые? Ямщик на минуту
задумывается.
- Нет, тут лучше. Там и лошадей попоить негде.
- Да он ровно ничего не понимает! - удивляется, обращаясь ко мне, Софья
Ивановна.
- Вы уж слишком к нему требовательны, - заступаюсь я. - Вы хотите,
чтобы он был и географом, и историком, и эстетом, и даже светским causeur'oм
*.
______________
* Собеседником (фр.).

За Крестовым перевалом мы снова спускаемся. Вся придорожная сторона
горы испещрена увековеченными на ней фамилиями туристов. Многие надписи
сделаны положительно с опасностью для жизни. Вон над самой пропастью
выведено аршинными буквами "Папо", затем два добросовестно выписанных
переносных знака и внизу "фъ". Затем мелькают разные "Манечки", "Шурочки",
"Пети", реклама велосипедной фирмы и вдруг умиливший мою душу корявый, с
лихими выкрутасами "Пыфнутьев с симейством".
Милый, милый Пыфнутьев! Ты хороший семьянин и, верно, добрый человек.
Как жаль, что твое сердце тоже грызет маленькая мышка честолюбия. И в угоду
ей пришлось тебе лезть на скалу и, пока "симейство" твое пищало в коляске от
восторга и страха, размалевывать мелом выкрутасы ради бессмертия имени
своего...
А теперь, где-нибудь в далеком Кологриве, распивая чаи с мармеладами,
вспоминаешь о Военно-Грузинской дороге и пугаешь величием подвига своего
какого-нибудь доверчивого бакалейщика.
"Да, мила голова, не легко было писать-то. Скалы-то треща-ат...
Облака-то вокруг головы фрр... фрр... прямо в уши лезут... Как жив остался -
не знаю!..."
В Млетах мы едим "что-нибудь, шашлык" и выходим погулять, пока отдыхают
лошади. Млеты - селение большое, на самом берегу Арагвы. К воде, впрочем,