"Н.А.Тэффи. Первое посещение редакции" - читать интересную книгу автора

Надежда Александровна Тэффи


Первое посещение редакции

Мои первые литературные шаги были ужасно жутки. Да я, собственно
говоря, никогда быть писательницей и не собиралась, несмотря на то, что все
в нашей семье с детства писали стихи. Занятие это считалось у нас почему-то
ужасно постыдным, и чуть кто поймает брата или сестру с карандашом,
тетрадкой и вдохновенным лицом - немедленно начинает кричать:
- Пишет! Пишет!
Пойманный оправдывается, а уличители издеваются над ним и скачут вокруг
него на одной ножке:
- Пишет! Пишет!
Вне подозрений был только самый старший брат, существо, полное мрачной
иронии. Но однажды, когда после летних каникул он уехал в лицей, в комнате
его были найдены обрывки бумаг с какими-то поэтическими возгласами и
несколько раз повторенной строчкой:
О Мирра, бледная луна!
Увы! И он писал стихи!
Открытие это произвело на нас сильное впечатление, и, как знать, может
быть, старшая сестра моя Маша, став известной поэтессой, взяла себе
псевдоним "Мирра Лохвицкая" именно благодаря этому впечатлению.
Я мечтала быть художницей. И даже по совету одной очень дельной
приготовишки-одноклассницы написала это желание на ласточке бумаги, листочек
сначала пожевала, а потом выбросила из окна вагона. Приготовишка говорила,
что средство это "без осечки".
Когда старшая сестра, окончив институт, стала печатать свои
стихотворения, я иногда, по дороге из гимназии, провожала ее в редакцию.
Провожала не одна, а с нянюшкой, которая несла мою сумку с книгами.
И там, пока сестра сидела в кабинете редактора (что это был за журнал,
не помню, но помню, что редактором его были П. Гнедич и Всеволод Соловьев),
мы с нянюшкой ждали в приемной.
Я садилась от нянюшки подальше, чтобы никто не догадался, что она за
мной присматривает, делала вдохновенное лицо и думала, что меня, наверное, и
рассыльный, и переписчица, и все просители принимают за писательницу. Вот
только стулья в приемной были какие-то нескладно-высокие, и ноги у меня до
полу не хватали. Но этот недостаток, как и короткое платье с гимназическим
передником, вполне выкупался и покрывался с лихвою вдохновенным выражением
лица.
В тринадцать лет у меня был уже литературный стаж: стихи на приезд
государыни и стихи по случаю юбилея гимназии. В этих последних, написанных
стилем пышной оды, была строфа, из-за которой много пришлось пострадать:

И пусть грядущим поколеньям,
Как нам, сияет правды свет
Здесь, в этом храме просвещенья,
Еще на много, много лет!

Этим "храмом просвещенья" сестра донимала меня целый год. Притворюсь,