"Уильям Мейкпис Теккерей. Ревекка и Ровена" - читать интересную книгу автора

С быстротой молнии искусный стрелок поднял к плечу арбалет; стрела,
посланная звенящей тетивой, просвистела в воздухе и, дрожа, впилась в
кольчугу Плантагенета.
На горе пустил ты эту стрелу, Бертран де Гурдон! Боль от раны пробудила
в Ричарде зверя; он возжаждал крови с неудержимой силой; скрежеща зубами,
изрыгая непечатную брань, державный убийца опустил свой топор на белокурую
голову мальчика, и не стало последнего из рода графов Шалю!..

Все это я набросал просто так, для примера, чтобы показать свои
возможности в подобных сочинениях; но в битвах, описываемых добрым
летописцем, которого я вызвался продолжать в этой моей повести, все
обходится как нельзя благополучнее; людей убивают, но без малейших
неприятных ощущений для читателя; и таково неистощимое добродушие великого
романиста, что даже самые свирепые и кровавые исторические фигуры
превращаются под его пером в приятных и веселых сотрапезников, к которым
чувствуешь искреннюю симпатию. Поэтому я, с вашего разрешения, покончу с
осадой Шалю, с его гарнизоном и с честным Бертраном де Гур доном, - первый,
согласно добрым старым обычаям был поголовно перебит или перевешан, а второй
казнен по способу, описанному покойным доктором Гольдсмитом, в его
"Истории".
Что касается Ричарда Львиное Сердце, то всем нам известно, что стрела
Бертрана де Гурдона оказалась для него роковой, и после того 29 марта ему не
пришлось уже ни грабить, ни убивать. В старых книгах мы находим предания о
последних минутах короля.
- Ты должен умереть, сын мой, - сказал достопочтенный Вальтер Руанский,
когда рыдающую Беренгарию вынесли из королевского шатра. - Покайся же и
простись со своими детьми.
- Над умирающим не пристало шутить, - ответил король. - Нет у меня
детей, милорд епископ, и наследовать по мне некому.
- Ричард, - произнес епископ, возводя очи горе, - пороки - вот твои
дети. Старший из них - Честолюбие, второй - Жестокость, а третий - Похоть.
Ты их вскармливал с юных лет. Простись же с этими грехами и приготовься
душою, ибо час твой близится.
Как ни был жесток и грешен Ричард, король Англии, но смерть он
встретил, как подобает христианину. Отважные да почиют в мире! Когда весть
дошла до Филиппа Французского, он строго запретил своему двору ликовать по
поводу смерти врага. "Не радоваться надо, - сказал он, - а скорбеть о
кончине сего оплота христианства и храбрейшего короля во всей Европе".

Но что же сталось с сэром Уилфридом Айвенго, которого мы покинули в тот
самый миг, когда он спас жизнь своего короля, сразив графа Шалю?
Когда наш рыцарь склонился над павшим врагом, чтобы извлечь свой меч из
его тела, кто-то внезапно ударил его кинжалом в спину, там, где разошлась
кольчуга (ибо сэр Уилфрид в то утро оделся наспех, да и вообще привык
защищать грудь, но никак не спину). Когда Вамба поднялся на стену, - а это
он сделал после боя, ибо такой уж он был дурак, что не спешил совать голову
под удар ради славы, - он увидел бездыханного рыцаря, с кинжалом в спине,
распростертого на трупе убитого им графа Шалю.
Ох, как завыл бедный Вамба, найдя своего господина убитым! Как он
запричитал над телом благородного рыцаря! Что ему было до короля Ричарда,