"Уильям Теккерей. Картинки жизни и нравов" - читать интересную книгу автора

глазами, в грязном атласном платье с фижмами, на закованном в стальную броню
коне, - кто не помнит всех этих достопримечательностей Лондона в консульство
Планка? Да, паноптикум на Флит-стрпт был совсем не похож на нынешний музей
восковых фигур мадам Тюссо, где даже камера ужасов имеет нарядный и
веселенький вид. В этой восковой коллекции добрых старых времен было
полным-полно убийц и злодеев. Но все же главное внимание привлекала
принцесса Шарлотта в роскошном гробу и ее мертвое дитя.
Наши детские книжки большей частью были лишены рисунков. Их не было ни
в "Фрэнке" (милый старый Фрэнк!), ни в "Друге родителя", ни в "Вечерах у
семейного очага", ни в нашем издании "L'ami des enfants". Было несколько
иллюстраций в конце букваря, небольшие гравюры Бевика на дереве в форме
медальона, да еще аллегория в начале книги, где Образование ведет Юность в
храм Прилежания и где доктор Дилворт и профессор Уокингем стоят с лавровыми
венками в руках наготове. Кроме того, было еще несколько картинок - мелкие
серенькие яйцеобразные гравюры на дереве работы Бевика, все больше к басням
о волке и ягненке, о собаке и ее тени, о Брауне, Джонсе и Робинсоне в
завитых париках и панталонах до колен, но разве в наших книжках были
настоящие иллюстрации, заслуживающие этого названия? Были грубые старые
лубочные картинки в старых томах сказок с арлекином на переплете, служивших,
может быть, сотни лет, еще задолго до нашего Планка, во времена Прискуса
Планка, еще при королеве Анне, кто знает?
Нас секли в школе, нас было пятьдесят мальчиков в закрытом пансионе; мы
мылись в жестяном корыте под водокачкой, в холодной воде, где вместе с
желтыми смылками плавали кусочки льда. Секут ли теперь наших сыновей? Ведь
чего только нет к услугам этих юных бездельников! Тут и туалетные комнаты, и
помада для волос, и сидячие ванны, и мохнатые полотенца. И какие книги с
картинками издаются для них! За какие это заслуги нынешним детям живется
куда привольней, чем жилось нам?
Конечно, у нас были и "Тысяча и одна ночь", и Вальтер Скотт с
прекрасными иллюстрациями Смэрка. Тогда мы еще не понимали, как они хороши,
и, пожалуй, предпочитали книжонки "Вечеров маленькой библиотеки" с
фронтисписами Унвина. Впрочем, в таких книжках иллюстрации не имеют никакого
значения. Каждый мальчик, наделенный воображением, предпочитает делать
рисунки к Вальтеру Скотту и к "Тысяче и одной ночи" сам.
Юмористических рисунков для детей вовсе не было. Разве что "Доктор
Синтаксис" Роуландсона. Мы видгли этого ученого мужа в завитом парике то
верхом на лошади, берущим барьеры на скачках, с ногами, похожими на сосиски,
то флиртующим с дамами, то любезничающим с розовощекими пышнотелыми
девицами. Рисунки эти были очень забавны, и на эти акватинты и ярко
раскрашенные гравюры было очень приятно смотреть. Однако текста к этим
рисункам мы тогда не понимали, и трудно сказать, был бы он нам понятен
теперь. Тем не менее, хотя текст и был нам недоступен, все же мы храним до
сих пор о докторе Синтаксисе приятное воспоминание вроде того, что оставили
яркие красочные иероглифы на фасаде Ниневийского дворца на выставке в
Сиднеме. Что с того, что мы не могли прочитать эту ассирийскую тарабарщину?
Дайте нам этих ухмыляющихся во весь рот королей, стреляющих из разукрашенных
луков поверх головы своих боевых коней и смело разящих своих добродушных
врагов, которые, весело кувыркаясь, падают с высоких башен или тонут,
улыбаясь, в покрытой барашками водной стихии.
После доктора Синтаксиса нельзя не упомянуть о Томе Коринфянине, Джерри