"Уильям Теккерей. История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага" - читать интересную книгу автора

мистеру Фокеру, вы уже изволили уйти. Мы хорошо покутили, сэр, - мистер
Фокер, три молодца-драгуна и ваш покорный слуга. Клянусь честью, сэр, это
напомнило мне прежние дни, когда я нес офицерскую службу в Сто третьем его
величества полку. - С этими словами он извлек на свет древнюю табакерку и
величественно протянул ее новому своему знакомцу.
У Пена от замешательства язык прилип к гортани. Ведь этот облезлый
щеголь - ее отец!
- Надеюсь, мисс Ф... мисс Костиган в добром здоровье, сэр, - выговорил
он наконец, вспыхнув до корней волос. - Она... она доставила мне такое
наслаждение, какого я... я... никогда еще не испытывал в театре. По-моему,
сэр, она... лучшая актриса во всем мире.
- Вашу руку, молодой человек! Слова ваши идут от сердца. Примите мою
благодарность, сэр. Примите благодарность старого солдата и нежного отца.
Воистину, она величайшая актриса. Я видел Сиддонс, сэр, я видел О'Нийл - это
большие актрисы, но что они по сравнению с мисс Фодерингэй? Я не захотел,
чтобы она играла под своей настоящей фамилией. Мой род, сэр, знатный и
гордый род; и Костиганы из Костигантауна сочли бы, что честный человек,
носивший знамя Сто третьего его величества полка, унижает себя, разрешая
дочери зарабатывать на хлеб престарелому отцу.
- Более высокой обязанности и быть не может, - сказал Пен.
- Высокой! Клянусь честью, сэр, никто не посмеет сказать, что Джек
Костиган пойдет на что-нибудь низкое. У меня есть чувства, сэр, хоть я и
беден; я и в других ценю чувства. У вас они есть: я читаю это в вашем
открытом лице и честных глазах. Поверите-ли, - продолжал он после паузы
таинственным шепотом, - этот Бингли, который нажился на моей дочери, платит
ей всего две гинеи в неделю, да еще костюмы за ее счет! И это вдобавок к
моим небольшим средствам, - все, что мы имеем.
Мало сказать, что средства, капитана был невелики, - они были просто
невидимы глазу. Но никому не ведомо, как господь умеряет ветер для стриженых
ирландских овечек и в каких диковинных местах они: пасутся. Если бы капитан
Костиган, которого я имел честь лично знать, рассказал нам свою историю, это
была бы история чрезвычайно поучительная. Но он не захотел бы рассказать ее,
даже если бы мог: и не мог бы, даже если бы захотел, ибо капитан не только
не привык говорить правду, он не умел и думать без обмана, так что факты ж
вымысел безнадежно перепутались в его пьяном, одурелом мозгу.
Он вступил в жизнь не без блеска - с полковым знаменем, с авантажной
фигурой и удивительной красоты голосом. До последнего своего дня он с
неподражаемым чувством и юмором пел чудесные ирландские баллады,
одновременно столь веселые и столь печальные, и всегда сам же первый плакал
от умиления. Бедный Кос! Он был отважен и слезлив, шутник и болван,
неизменно благодушен, а порою почти достоин доверия. До последнего дня своей
жизни он готов был выпить с кем угодно и поручиться за кого угодно; и умер
он в долговой тюрьме, где помощник шерифа, арестовавший его, душевно к нему
привязался.
На краткой заре своей жизни Кос был душой офицерских пирушек и имел
честь исполнять свои песни, как вакхические, так и сентиментальные, за
столом самых прославленных генералов и полководцев; и все это время он без
меры пил кларет и проматывал свое сомнительное наследство. Куда он девался
после того, как оставил военную службу - это до нас не касается. Ни одному
иностранцу, верно, не понять, что такое жизнь неимущего ирландского