"Уильям Теккерей. История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага" - читать интересную книгу автора

прислушиваясь. Сколько таких тревожных ночей провела она у его изголовья,
когда ему еще в младенчестве или в раннем детстве случалось занемочь! И
теперь она отворила дверь и вошла так тихо, что Пен не сразу ее заметил. Он
лежал к ней спиною. На столике и на одеяле были разбросаны в беспорядке
листки бумаги. Он грыз карандаш, и в голове у него теснились рифмы и
всевозможные безумные страсти. Он был Гамлет, прыгающий в могилу Офелии; он
был Неизвестный, заключающий в объятия госпожу Халлер - прекрасную госпожу
Халлер с черными кудрями, рассыпавшимися по плечам. Отчаяние и Байрон, Томас
Мур и любовь ангелов, Уоллер н Геррик, Беранже и все любовные стихи,
когда-либо прочитанные, роем кружились в мозгу нашего юного героя, и
воспаленное его воображение не знало удержу.
- Артур, - прозвучал серебристый голос матери, и он вздрогнул и
оборотился, а потом, схватив первые попавшиеся листки, сунул их под подушку.
- Ты что не спишь, милый? - сказала она ласково и, присев на край
кровати, погладила его горячую руку. Пен устремил на нее невидящий взгляд.
- Я не могу уснуть, - сказал он. - Я... я писал... - И тут он обхватил
ее шею руками. - Ах, матушка, я ее люблю, люблю!
Могла ли эта добрая душа не пожалеть его, не утешить? И она жалела его
и утешала, а сама тем временем со странным удивлением и нежностью думала о
том, что как будто только вчера он был ребенком и на праздниках, когда он
сладко спал по утрам, она приходила помолиться у его постели.
Стихи Пен сочинял отличные, в том нет сомненья; ибо хоть мисс
Фодерингэй их не понимала, зато старый Кос говорил, хитро подмигивая и
прижимая палец к носу: "Ты их прибери вместе с его письмами, Милли, голубка.
Тем стихам, что тебе присылал Полдуди, до них далеко". И Милли запирала
рукописи в свой ящик.
Итак, когда майор, приведенный в полный порядок, предстал перед миссис
Пенденнис, ему уже через десять минут сделалось ясно, что бедную вдову
приводит в отчаяние не только мысль о возможной женитьбе Пена, но едва ли не
в большей степени опасение, что сам мальчик тоже мучается и как бы между ним
и майором не произошла ссора. Она умоляла майора Пенденниса обойтись с
Артуром как можно мягче.
- Он очень вспыльчивый, - намекнула она, - совершенно не выносит резких
слов. Доктор Портмен в тот вечер говорил с ним уж очень строго, и,
признаюсь, незаслуженно, - мой мальчик благороден и честен, дай бог каждой
матери такого сына, - но ответ Пена просто испугал меня, до того он вышел из
себя. Не забывайте, он уже взрослый, будьте с ним очень... очень осторожны.
- И вдова положила свою узкую белую ручку на рукав майора.
Он взял эту ручку, галантно поднес к губам и поглядел на встревоженную
мать с удивлением и презрительной злостью, которой, однако, из вежливости
ничем не обнаружил. "Bon Dieu! {Боже мой! (франц.).} - думал старый
дипломат. - Мальчишка заговорил-таки ей зубы, и она готова подарить ему
жену, как в детстве подарила бы игрушку, ежели бы он очень просил и плакал.
И почему только у нас нет lettres de cachet {Королевского указа о заточении
в тюрьму (франц.).} и Бастилии для молодых сорванцов из хороших семей?"
Майор вращался в столь высоком обществе, что ему простительно было
рассуждать, как какому-нибудь графу. Поцеловав робкую ручку, он сжал ее в
ладонях, потом, опустив на стол, накрыл своей рукой и с улыбкой заглянул
вдове в глаза.
- Признайтесь, - сказал он, - вы уже думаете о том, как бы, не греша