"Уильям Теккерей. История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага" - читать интересную книгу автора

перестанут ездить к вам в гости и куда я сам, черт возьми, постараюсь
наведываться как можно реже; я человек откровенный и скажу тебе без
обиняков, что предпочитаю вращаться среди людей порядочных; где ты вынужден
будешь довольствоваться дружбой фермеров из дворян, которые и пьют-то один
разбавленный ром; и влачить существование молодого мужа при старой жене,
которая если и не поссорится с твоей матушкой, то, во всяком случае, лишит
ее положения в обществе и вовлечет в тот сомнительный круг, к которому и ты
поневоле примкнешь. Мое дело сторона, милейший. Я на тебя не сержусь. Мне
твое падение не повредит, только что отнимет последнюю надежду дождаться
того дня, когда моя семья снова займет подобающее ей место. Пострадает
только твоя мать и ты сам. И обоих вас мне жаль от души. Передай-ка мне
кларет: это из тех бутылок, что я когда-то прислал твоему покойному отцу;
помню, я купил его на распродаже имущества бедного лорда Леванта. Но,
конечно, - добавил майор, пробуя вино на язык, - раз ты дал обещание, ты и
сдержишь его, как честный человек, пусть даже оно окажется для тебя роковым.
Только еще раз прошу тебя, мой милый, пообещай и мне, что ничего не
предпримешь тайком, что не оставишь занятий науками, а свою прелестную
знакомку будешь навещать с приличными промежутками. Ты часто к ней пишешь?
Пен, покраснев, подтвердил, что писал к ней.
- Верно, стихи? И прозу тоже? Было время, я и сам баловался стихами.
Помню, когда я только вступил в военную службу, я для всех товарищей по
полку сочинял стихи; иногда получалось очень мило. Еще недавно я беседовал с
моим старым другом генералом Хоблером: в 1806 году, когда мы стояли на мысе
Доброй Надежды, я набросал для него несколько строк - так поверишь ли, он их
до сих пор помнит от слова до слова: старый мошенник пускал их в ход не раз
и не два, он даже проверил их на миссис Хоблер - а за ней дали шестьдесят
тысяч фунтов. Так, значит, ты писал стихи, Пен?
Пен снова покраснел и подтвердил, что, точно, писал стихи.
- А отвечает твоя красавица стихами или прозой? - спросил майор,
поглядывая на племянника с очень странным выражением, словно говоря: "О,
святая простота! Мозес и зеленые очки!"
Пен снова покраснел и признался, что она к нему писала, только не
стихами, и тут же прижал левым локтем боковой карман, что майор, этот
стреляный воробей, не преминул заметить.
- Письма, я вижу, при тебе, - сказал он, кивая Пену и указывая на
собственную грудь (простеганную до очень мужественного вида заботами мистера
И. Штульца). Ладно уж, чего там. А я бы охотно взглянул на них одним
глазком.
- Да я... - начал Пен, крутя между пальцами стебельки от клубники. -
Я... - Но фраза эта осталась незаконченной; ибо смущенная физиономия Пена
была так уморительна, что майор, не в силах больше сдерживаться, громко
расхохотался, а глядя на него, Пен и сам покатился со смеху.
В таком веселом расположении духа они и ввалились в гостиную к миссис
Пенденнис. Она еще из-за двери с удовольствием прислушивалась к их смеху.
- Ах ты хитрец! - сказал майор, кладя руку на плечо юноше, а другой
шутливо похлопывая его по карману. Там и правда захрустела бумага. Пен
обрадовался... загордился... возликовал... Одно слово - слюнтяй!
За чаем оба держались превесело. Любезность майора не знала границ.
Никогда еще он не пил такого вкусного чая, а такого хлеба нигде, кроме как в
деревне, и не бывает. Он упросил миссис Пенденнис спеть им романс. Потом