"Уильям Мейкпис Теккерей. Виргинцы (книга 2)" - читать интересную книгу автора

запустение и вспоминаете, как приветно мерцал здесь когда-то огонь очага?
Грусть? О да! Но, увы, еще горше, еще печальнее и еще смешнее будет ваше
положение, если в плену сентиментальных воспоминаний вы вздумаете пройти
мимо дома номер тринадцать и увидите в окне ухмыляющуюся физиономию того,
кто, по-видимому, неплохо поладил с хозяйкой! Я, по крайней мере, всегда
испытываю обиду при виде чужих пожитков и сапог перед знакомой мне дверью,
даже если это всего лишь дверь гостиничного номера, в котором мне не раз
доводилось останавливаться. Неужели эти сапоги возлежали на кушетке, на
которой когда-то покоился я сам? И я отшвыриваю ногой эти грязные вульгарные
предметы.
И потому Гарри, понимая, что для него срок аренды истек, и если Мария
еще не впустила в свое сердце нового постояльца, то готова это сделать,
чувствовал себя с ней не в своей тарелке, так же, как, вероятно, и она в его
обществе. Он обнаружил при этом, что ему нечего ей сказать, а то, что она
сообщает ему, и скучно и банально, и красный мундштук его белой виргинской
трубки сейчас влечет его к себе куда сильнее, чем самые нежные модуляции
голоса и меланхоличные moues {Гримасы (франц.).} Марии. Вот почему, когда
Джордж снова собрался в Кенсингтон, Гарри не проявил особого желания
сопровождать его и сослался на дела.
Однако и в доме дядюшки на Хилл-стрит бедного Гарри не ожидало ничего
приятного - его почтенные родственники попросту не пожелали его видеть.
Когда он прибыл туда, дамы без стеснения приказали слугам объявить ему, что
их нет дома. Гарри не верил своим ушам: и это после такого радушного приема,
какой ему здесь оказывали, после того как он был так обласкан, после всех
заверений в любви! Однако, когда он вслед за своим неудачным визитом к тетке
заглянул к Ламбертам, ему примерно через час пришлось быть свидетелем того,
как перед домом ее милости появился пустой портшез и эта дама собственной
персоной вышла из подъезда, села в портшез и даже не покраснела, когда ее
племянник, стоя у окна в доме напротив, отвесил ей поклон. Вот как! Значит,
родственники не хотят его принимать! Эта дверь, которая так гостеприимно
распахивалась перед ним, теперь захлопывается перед его носом! "Просто
никогда бы этому не поверил", - твердил себе бедный простодушный Гарри.
Право, кажется, дверной молоток, хотя он и отлит из меди, и тот был бы
мягкосердечней, чем леди Уорингтон, - ведь лицо этой добродетельной дамы,
когда она проплыла мимо стоявшего у окна племянника, оставалось столь же
каменно-неподвижным, как сей неодушевленный предмет!
- И это жена родного брата моего отца! Чем мог я ее обидеть? О, тетушка
Ламберт, тетушка Ламберт, видели вы когда-нибудь подобное жестокосердие? - с
обычной для него горячностью вскричал Гарри.
- Но разве наше отношение к вам хоть сколько-нибудь изменилось? -
спросила тетушка Ламберт, украдкой бросив взгляд на младшую из своих
дочерей. - Светское общество, может быть, и охладело к вам, но мы не
причисляем себя к нему, и вы можете без опаски наведываться в наш дом.
- Да, здесь, у вас, все совсем по-другому, - ответил Гарри. - Не знаю
уж почему, но я чувствую себя как-то на редкость спокойно и приятно в вашем
доме.

Quis me uno vivit felicior? aut magis hae est
Optandum vita dicere quis potuit? -
{* Кто жил счастливее меня? И кто может сказать,