"Николай Дмитриевич Телешов. Самоходы (Из цикла "Переселенцы")" - читать интересную книгу автора

- Бабы! Готовы, что ли? - крикнул Трифон, оглядывая толпу, собравшуюся
у ворот.
На его вызов стали собираться к тележке молодые женщины с узлами за
спиной.
- Все здесь? - спросил Трифон, пересчитывая семью. - Ну-ка, батюшка,
подходи! - обратился он к старику, который все еще сидел на скамейке.
Устиныч покряхтел, погладил коленки, вздохнул, однако встал и,
переваливаясь, нехотя пошел к гележке.
- Ладно сидите-то? - осведомился он у старухи и, не дожидаясь ответа,
повеонулся к бабам. - Все захватили-то?
Он задавал еще какие-то вопросы, отдаляя минуту отъезда, щурился на
небо, гладил спину, искал что-то в траве.
- Ну, милые, присядем, - выговорил он, наконец.
И вся семья молча и покорно опустилась в траву вокруг повозки. Потом
все встали и отдали по поклону на четыре стороны, а Устиныч, подняв над
головою обеими руками клеенчатый картуз, обратился ко всем окружающим:
- Простите, милые.
- Час добрый! - ответили ему голоса.
Трифон поднял оглобли и пристроил их поудобнее к своим бокам, точно
запрягая, как коренник.
- Берись, батюшка. Полно оглядываться, - сказал он Устинычу, потом
крикнул сыну: - Берись, Сашутка!
Бойкий мальчик лет тринадцати подхватил пристяжную веревку с широкой
петлей, вроде бурлацких помочей, накинул ее Устинычу на плечо, а сам
впрягся с другой стороны на пристяжку, и по команде Трифона все трое -
сын, отец и дед - приналегли на веревки.
Повозка тронулась.
Смирно сидели в тележке трое малюток, держась за края; покорно молчала
старуха и лишь изредка вздрагивала, точно во сне. За тележкой шли бабы с
котомками за плечами, опираясь на палки. Длинные слабые тени ложились от
них на дорогу, и луна точно серебром устилала им путь. Было ясно вокруг,
тихо и торжественно. С одной стороны чернел лес, а с другой -
раскидывалась бесконечная степь, вся проникнутая лунным сиянием,
теряющаяся в прозрачном тумане.
Когда Сашутка ослабевал и останавливался перевести дух, Трифон
останавливался тоже, но старый Усгиныч, налегая плечом на свою пристяжку,
старался ободрить всех и выкрикивал хриплым голосом, взмахивая рукою:
- Ну, ну!.. Трогай! Трогай!
А когда уставал он сам и тройка останавливалась, то нередко среди степи
слышался звонкий мальчишеский голос Сашутки, желавшего поддержать
настроение:
- Трогай, дедушка! Трогай!
И тропка мало-помалу продолжала своп путь.

II


Начинало светать... По полю закурилась жидкая роса, и ни кусты, ни
телеграфные столбы уже не бросали теней:
все сгладилось и сравнялось в сером предутреннем свете; угомонилась и