"Николай Дмитриевич Телешов. Начало конца (Из цикла "1905 год")" - читать интересную книгу автора

на решительный бой с беззаконием. И он восстанет! Вот помяни мое слово.
Вот тебе моя рука в том порукой!
Он снова протянул Девяткину свою огромную ладонь с длинными пальцами и
добавил:
- Сочтены ихние дни!


III


Целую неделю пробыл Девяткин среди семьи, в доме Щукина, но никакого
отдыха он не чувствовал. Наоборот, эта неделя издергала его еще больше
прежнего. Все вокруг было крайне напряжено, точно перетянутая струна,
готовая лопнуть. Что-то большое таилось в людях, а что именно, было
неясно. Все были до крайности недоверчивы и осторожны.
- Ну, я поеду домой, - сказал однажды Ларион Иванович жене. - Что-то
мне у вас здесь не по себе. В Москве будет спокойнее.
Они попрощались. Щукин крепко пожал ему руку и сказал:
- В Москве будет хуже, помяни мое слово. Да не забудь, про что мы с
тобой говорили, а во-вторых, еще раз прошу: ни единому человеку не
рассказывай, как тебя жулики напугали на пустыре. Про пустырь - ни гу-гу!
Головами детей твоих запрещаю тебе это, помни!
- Да что ты меня стращаешь, Сережа? Что такое?
На кого ты?
- Помни, друг: там... открою тебе суть. Там, говоою.
оружие мы закопали. Понял?
Ларион Иванович побледнел.
- Вот как, - произнес он еле слышно.
- Вот как! - крепко подтвердил зять. - Теперь тебе ясно, что не я, а
наши тебе этого не простят в случае чего.
Нарочно тебе сказал об этом, чтоб ты знал и понял.
Ни слова. Ни единого слова! Ни другу, ни недругу. Понял?
- Понял. Будь покоен.
- Так помни!
С этим и уехал в Москву Ларион Иванович.
Здесь, пользуясь неисчерпанным еще отпуском, он решил не ходить пока на
службу, а пошагать по городу да послушать, о чем говорят люди. Признания
зятя крайне его изумили и встревожили. Значит, там, на пустыре, они
закапывали оружие, оттого трое сильных людей и испугались его одного,
человека слабого, и разбежались. Недаром у Сергея были тогда руки в свежей
земле, и понятно, почему из куртки у него вывалился револьвер.
"Вот оно что, - думал Ларион Иванович, неторопливо бродя по улицам
Москвы и обдумывая свое отношение к неожиданным явлениям. - Надо бы Катю и
детей сюда перевезти от греха", - соображал он; но уверение зятя, что в
Москве "будет хуже", заставляло его менять свое решение. И действительно,
не по поселкам же пойдет стрельба, уж если ей быть: конечно, все
произойдет в Москве или в Петербурге. Так лучше уж оставить все как есть,
а самому отдаться на волю судьбы! "Кому быть повешенным, того не
застрелишь", - говорит пословица. На этом он и успокоился, тем более что
видел, как объявленные манифестом свободы как будто бы не нарушаются и