"Николай Дмитриевич Телешов. Начало конца (Из цикла "1905 год")" - читать интересную книгу автора

- Кто тебя напугал? Где тебя напугали? - с острым и тревожным интересом
допрашивал Щукин. - Говори скорей, что случилось.
- Да ничего не случилось. Думал, ограбят, а они сами пустились от меня
наутек. Вот здесь, на пустыре, чуть не рядом. Землю, что ли, они копали...
Три человека было...
Глаза Щукина вдруг стали ласковее, и складка между бровей разгладилась.
Он протянул Ларнону руку и сказал:
- Я и не поздоровался с тобой, как следует. Ну, здравствуй, милый. Так
ты один шел? Никого за тобой больше не было?
- Никого не было. А что?
- Да у нас ворья больно много развелось. Да и шпиков множество, так и
шныряют везде. По теперешним тревожным временам того гляди упрячут ни за
что. Либо ограбят... Вот что, брат: не болтай ты никому про этот пустырь,
а то и тебе влететь может, да и нас с сестрой не помилуют. Запутают,
черти. Лучше забудь обо всем и давай ужинать.
Он расстегнул куртку и хотел ее сбросить с себя; от резкого движения из
кармана вывалилось что-то тяжелое и грохнулось об пол. Девяткин увидел
револьвер, за которым Щукин нагнулся, быстро его поднял и спрятал за
пазуху.
- Ты чего с пистолетом ходишь? - улыбнулся Ларион.
- В починку отдали, - нехотя ответил тот. - Да оно бы не плохо и свой
такой же иметь. Я бы не отказался.
- Нет, я боюсь этих игрушек, - проговорил Ларион. - До добра они не
доводят.
- А штука хорошая! - усмехнулся Щукин, шутливо протягивая зятю
револьвер на раскрытой ладони.
Рука его была большая, с крепкими длинными пальцами. Невольно Девяткин
заметил, что пальцы и рукав кожана запачканы свежей землей, едва начавшей
подсыхать.
Он вопросительно поглядел на Сергея, вспоминая звук заступа. Тот и сам
увидел следы земли на руке и быстро положил револьвер в карман.
- Картошку ходил перебирать к ужину, все лапы впотьмах измазал, -
сказал он громко сестре. - Ну-ка, дай-ка водицы ополоснуть да собирай ужин.
За ужином разговоры шли о забастовках, о манифесте, о Крестьянском
союзе, работающем в Москве, - разговоры самые "теперешние", как их
называли.
- Рабочие свое дело ведут крепко, - говорил слесарь, - но необходимо,
чтоб их поддержали крестьяне, а крестьян чтоб поддержали солдаты. Тогда
дело сделано.
Вся земля должна принадлежать народу, и все фабрики и заводы - народу.
И вся власть - народу. Вот как, Ларион!
- Много хочешь, Сережа, - скромно возражал Девяткин. - Разве возможно
все сразу? Манифест уже получили. Там много хорошего для всех вас. Надо
только, чтобы начальство не безобразничало.
- Не получили мы манифест, а заставили его дать, это разница! - вскипел
неожиданно Щукин. - Но и тут нас надули. Свобода слова, свобода собраний,
неприкосновенность личности - где они? Где они, я спрашиваю?
Правительство запрещает газеты, разгоняет народные собрания нагайками
да прикладами, а то и штыками, арестовывает направо, налево, ссылает без
суда, расстреливает, вешает. Нет! Обманутый народ должен опять подняться