"Виктор Петрович Тельпугов. Все по местам! " - читать интересную книгу автора

махорку для нового знакомого, тот почувствовал, что перед ним человек не
только добрый, но и сам немало протопавший по солдатским путям-дорогам.
-Десантник? - спросил Зимовец.
- Откуда знаешь?
Круглое, веснушчатое лицо Зимовца покрылось оборочками едва заметной
улыбки.
- Да об этом уже весь цех говорит. Кого только тут нет! Теперь еще и
воздушная пехота будет. Трудно тебе придется здесь - приварок не тот. Ты к
десантным разносолам привык - у нас сырое тесто взамен хлеба и то не каждый
день. Как - сырое?
-Очень просто. То дров нет, то муки. То и того и другого сразу. Сегодня
как раз такой денек выпал. Мы их знаешь как зовем, такие дни?
- Ну?
- Разгрузочными.
- Зачем?
- Чтобы не так тошно было терпеть до следующего. Посмеемся, вроде легче
станет.
- Был у меня в роте дружок Кузя. Тоже все острил насчет разгрузочного
да разгрызочного.
- Разгрызочного?
- Придумали вместе с ним, когда в окружении сырую картошку грызли. И
еще грибы.
- Тоже сырые?
- Ага.
- Понятно.
- И тебе, чувствую, довелось?
- Спрашиваешь!..
Восстанавливая сейчас в памяти этот разговор, Слободкин подумал о Кузе.
Где он теперь? Что с ним? Вернулся в роту? Или попал в другую, первую
встречную, маршевую? Или напоследок и к нему придрались доктора и упекли в
какую-нибудь дыру, вроде этой? Слободкин никак не мог сравнить своего
теперешнего положения с тем недавним, хотя тоже не героическим, но все-таки
воинским. Тут, в одиночестве, он мог себе в этом признаться откровенно и
честно. Конечно, никаких подвигов он лично не совершил. И Кузя, пожалуй,
тоже. Но немца все же били? Били! И еще как! А теперь? Тыловик, нестроевик и
еще много "ик", от которых, как задумаешься, нервная икота начинается. Или
это от стужи?
Слободкин пробовал получше закутаться шинелью, но холод подбирался к
нему со всех сторон, особенно через разрез на спине, который никак не
удавалось запахнуть, и он снова и снова ругал себя за то, что выбрал
кавалерийскую.
Но все мрачные мысли вскоре вытеснила одна, не угасавшая в нем ни на
минуту, только искусственно отодвигаемая в сторону, словно какой-то
предмет - тревожная, неотступная мысль об Ине. Что случилось с ней в первый
день войны? Что произошло потом? Жива ли? Здорова ли? Как отыскать ее на
этой земле, где все сдвинулось со своих обычных мест - и люди, и заводы, и
даже целые города? И все продолжает еще двигаться, вращаться по какому-то
непонятному, заколдованному кругу - без остановки, без передышки. И скорость
круговерти все возрастает, ветер все сильнее свистит в ушах. Все сильнее,
все отчетливей...