"Владимир Тендряков. Не ко двору" - читать интересную книгу автора

внимания: "Старики, что с них спрашивать..." Силантия Петровича в деревне
недолюбливали, звали за глаза Бородавкой.
Все пригляделось, ко всему привык и только к одному не мог привыкнуть.
Как в первые дни, так и теперь, возвращаясь из МТС домой, он
по-прежнему радовался покойной тишине, чистым наволочкам после бани, румяным
щекам оторвавшейся от печки Стеши.
А Стеша что ни день, то красивее - какое-то завидное дородство
появилось в ее фигуре, в ее движениях (сразу видно: не девка - жена).
Повернет Стеша голову, на крепкой шее вьются темные кудряшки, через высокую
грудь спадает коса. "Федя, дров принеси..." - "Ах ты лебедушка!" - даже не
сразу сорвется Федор с места.
Разве можно привыкнуть к этому? Счастье не надоедает, к нему не
привыкнешь. Потому-то, может, и прощал Федор старикам их воркотню. Со Стешей
жить, не со стариками.
Сама Стеша никогда не ворчала, да и ворчать ей было не о чем. Как бы
там ни было, а старики все ж работали в колхозе. Стеше же он - сторона. За
селом стоит старый дом с навесом и коновязью перед окнами. Это маслобойка;
за неимением других на селе предприятий, ее зовут громко - маслозавод.
Каждое утро позднее Федора Стеша уходила туда, не по разу на день забегала
домой, а вечером уже она встречала Федора заботливыми хлопотами по хозяйству
- бегала из погребца в сенцы, замешивала пойло корове. Тихая работа у Стеши,
и говорить о ней она не любила, редко когда перед сном, позевывая,
вспоминала: "Сегодня из Лубков с молоком приезжали, воротить пришлось...
Холода-то какие, а проквасили, летом-то что будет?" Федор временами забывал,
что она работает.
Так дожили до полной весны.
Серьезный, не падкий до шуток и пустяковых дел, Силантий Петрович в
один солнечный день подставил к старой березе лестницу, кряхтя, взобрался по
ней и снял скворечник; сосредоточенно покусывая кончик усов, по-хозяйски
оглядел его. Скворечник - не детская забава, частица хозяйства. Двор без
скворечника - все одно что колхозная контора без вывески: знать, некрасно
живут, коль вывеску огоревать не могут. Ежeли и скворечник исправен -
считай, все, до последнего гвоздя, исправно в хозяйстве. Силантий Петрович с
самым серьезным видом стал ремонтировать покоробившийся от непогоды птичий
домик.
А у колхоза с весной новая беда.
Тетка Варвара зазвала в контору Федора, села напротив, подперев щеку
тяжелым кулаком, пригорюнилась по-бабьи.
- Выручил ты нас, Феденька, однова, свозил навоз, честно работал, не
придерешься, выручи и в другой раз. Прошлый-то год, сам знаешь, какова осень
была, не за тридевять земель жил... При дожде убирались. Зерно сушили - вода
ручьями текла. Такое и на семена засыпали.
Всю-то зимушку нас этот госсорт, чтоб им лихо было, за нос водил, всю
зимушку гадали над нашим зерном бумажные душонки - то ли можно сеять, то ли
нет... Сказали б загодя - нет, а то теперь выезжать пора, а они - всхожесть
низка, не разрешаем! Да провалиться им!.. Семена-то есть, выделил нам
райисполком, хорошие семена, так их достать надобно со станции. Выручи,
Феденька, оговори у начальства разрешение один трактор послать на станцию.
Два выезда сделаете и спасете колхоз.
Федор слушал и прикидывал про себя: до станции более сорока километров,