"Владимир Тендряков. Не ко двору" - читать интересную книгу автора

поставлен, хотя и прочно - чужой кошке лапу не просунуть. И все же этот
плетень имеет скрытую силу - он неприступен.
Через неделю после ухода Федора Стеше исполнилось двадцать лет. Как
всегда, в день ее рождения купили обнову - отрез на платье. В прошлом году
был крепдешин - розовые цветочки по голубому полю, нынче - шелк, сиреневый,
в мелкую точку. Купили и спрятали в сундук. Были испечены пироги: с луком и
яйцами, с капустой и яйцами, просто с яйцами, налим в пироге. Отец, как
всегда, принес бутылочку, налил рюмку матери. Как всегда, мать поклонилась в
пояс: "За тебя, солнышко, за тебя, доченька. Ты у нас не из последних, есть
на что поглядеть". Выпив, долго кашляла и проклинала водку: "Ох, батюшки!
Ох, моченьки нет! Ох, зелье антихристово!" Отец, как всегда, проговорил:
"Ну, Стешка, будь здорова",- опрокинул, степенно огладил усы. Все шло, как
всегда, одного только не было - радости. Той тихой, уютной, домашней
радости, которую с детства помнит Стеша в праздники. Все шло, как всегда. О
Федоре не вспоминали. Но под конец мать не выдержала; скрестив на груди
руки, она долго смотрела на дочь, вздыхала и все же обмолвилась:
- Не кручинься, соколанушка. Бог с ним, непутевый был, незавидный.
И Стеша расплакалась, убежала на свою половину.
В последнее время частенько ей приходилось плакать в подушку.
"Плохо ли жить ему было? Чего бы волком смотреть на родителей? Доля моя
нескладная!.. Парнем-то был и веселый и ласковый. Кто знал, что у него такой
характер... Ну, в прошлый раз к Варваре пошел - понятно. Обругала, накричала
я на него, мать его обидела. Теперь-то слова против не сказала. На что мать
и та, чтоб поворчать, пряталась, в глаза обмолвиться боялась. Может, ждет,
чтоб я к нему пришла, поклонилась? Так вот, не дождется!"
Она плакала, а внутри под сердцем сердито толкался ребенок.
И все ж таки не выдержала Стеша.
Возвращаясь с работы, она издалека увидела его. У конторы правления
стоял трактор. Варвара и трактористы о чем-то громко разговаривали. До Стеши
донесся их смех. Рядом с Варварой стоял Федор и тоже смеялся. Каким был в
парнях, таким и остался - высокий, статный, выгоревшие волосы упали на лоб.
А она - живот выпирает караваем, лицо такое, что утром взглянуть в зеркало
страшно. "Стой в стороне, смотри из-за угла, кусай губы, слезы лей, ругайся,
кляни его про себя... Смеется! Подойти бы сейчас к нему, плюнуть в бесстыжие
глаза: что, мол, подлая твоя душа, наградил подарочком, теперь назад
подаешься?.. При людях бы так и плюнуть!.. Да что люди?.. Варвара,
трактористы, все село радо только будет, что Степанида Ряшкина себя на
позорище выставила. Федор-то им ближе. И так уж шепчутся, что он обид не
выдержал, извели, мол, парня. Кто его изводил? Сам он всю жизнь в семье
нарушил..."
Дома Стеша не бросилась, по обыкновению, на подушку лицом. Она,
чувствуя слабость в ногах, села на стул и, прислушиваясь к шевелившемуся
внутри ребенку, мучилась от ненависти к Федору: "Бросил!.. Забыл!..
Смеется!.. Да как он смеет, бесстыжий!"
Сидела долго. Начало вечереть. Наконец стало невмоготу, казалось, можно
сойти с ума от черных однообразных мыслей. Она вскочила, бросилась к двери.
Уже во дворе почувствовала, что вечер свеж, ей холодно в легоньком ситцевом
платьице, но не остановилась, не вернулась за платком - побоялась, что
вскипевшая злоба может остыть, она не донесет до него.
Трактористы квартировали в большом доме, у одинокой старухи Еремеевны.