"Владимир Тендряков. Пара гнедых" - читать интересную книгу автора

Был он женат на единственной дочери местного купца-богатея Игнашихина и
должен бы стать его наследником. После революции старик Игнашихин с сумой на
плече ушел куда-то на сторону, жить у зятя не стал - неспроста... Антона же
Коробова тогда не тронули, даже одно время почтительно величали "культурным
хозяином".
Он остановил воз, сунул вожжи за грядку, бросил лошадей прямо на
дороге, направился к нам.
А лошади мотали головами, взрывали копытами пыль, им хотелось
двигаться, хотелось в подмывающем содружестве и дальше тянуть этот посильный
воз, но - умны же! - хозяин отошел, надо ждать... И копытят пыль на дороге.
У Антона Коробова на смуглом лице светлые глаза и светлая, ровно
подрубленная бородка. Он был не особо высок ростом, но держался столь прямо,
словно все на голову ниже его.
- Здоровы будем, мир честной, - приветствовал он.
- Здоров, коли не шутишь, - отозвался доброхот.
- Выглядываете, кто сколько горшков нажил?
- Чай, любопытно.
- И вам, Федор Васильевич, тоже?.. - Антон Коробов нацелил бородку на
моего отца.
- Да, - сухо ответил отец.
- Чужие горшки любопытны?..
- Событие, которое сейчас идет. Иль тебе, Антон, оно любопытным не
кажется?
- Может быть, - с готовностью согласился Антон. - Вот только куда
любопытное нас развернет?..
- Ко всеобщему равенству.
- М-да-а... Всеобщее, значит. Ты - мне, я - тебе, а вместе мы Ване
Акуле равны?
- Не нравится?
- Нет, почему же. Я-то готов, да ты, Федор Васильевич, все сердито
подминаешь. Ты наверху, я внизу - равенство.
- Не наш класс в эти подминашки первым играть начал.
Антон Коробов блеснул улыбочкой:
- Ах, вон что! Вам старые ухваточки приспособить не терпится.
Из кучи мужиков кто-то несдержанно выдохнул с радостной откровенностью:
- Гы!..
Они стояли друг против друга - мой отец и Антон Коробов. Мой отец
широк, плечист, словно врос в землю расставленными ногами, взгляд его прям и
тверд, многие мужики, стоящие сейчас в стороне, не под его взглядом,
поеживаются. А Коробов - хоть бы что, задирает перед отцом бородку - легкий,
статный, ворот именинно чистой рубахи распахнут на груди, сапоги блестят
твердыми голенищами и открытая улыбочка: возьми-ка меня за рубъ двадцать,
дом отнял, глядишь грозно, а мне - трын-трава!
И кони в стороне гнули шеи, рыли дорогу точеными копытами...
В это время, гремя пустой телегой, подкатил Мирон Богаткин, уже
сваливший свое добро вместе с оцинкованным корытом возле нового жилья.
- Тпр-р-у! - Мирон соскочил с телеги, подсмыкнул сползающие с тощего
брюха портки.
Он и всегда-то был дерганый - все с рывка да с тычка, а сейчас весь
переворошен - глаза в яминах блестят, как вода из колодца, во всклокоченной