"Владимир Тендряков. На блаженном острове коммунизма" - читать интересную книгу автора

что именно. Просто в ответ на какое-то ее случайное замечание он крикнул в
лицо престарелой писательнице: "А хлеб и сало русское едите!" Та строптиво
оскорбилась: "Я не привыкла, чтоб меня попрекали куском хлеба!" И
демонстративно покинула гостеприимный стол, села в пустой автобус, принялась
хулить шоферам правительство. Что, однако, никак не отразилось на ходе
торжества.
Крепко захмелевший Хрущев оседлал тему идейности в литературе -
"лакировщики не такие уж плохие ребята... Мы не станем цацкаться с теми, кто
нам исподтишка пакостит!" - под восторженные выкрики верноподданных
литераторов, которые тут же по ходу дела стали указывать перстами на своих
собратьев: куси их, Никита Сергеевич! свой орган завели - "Литературная
Москва"!
Альманах "Литературная Москва" был основан инициативной группой
писателей, формально никому не подчинялся, фактически был полностью
подчинен, как и все печатные издания, капризам цензуры, тем не менее пугал
независимостью. Казакевич, общепризнанный инициатор, на этот раз почему-то
избежал особого внимания, весь свой монарший гнев Хрущев неожиданно обрушил
на Маргариту Алигер, повинную только в том, что вместе с другими участвовала
в выпуске альманаха.
- Вы идеологический диверсант! Отрыжка капиталистического Запада!..
- Никита Сергеевич, что вы говорите?.. Я же коммунистка, член партии...
Хрупкая, маленькая, в чем душа держится, Алигер - человек умеренных
взглядов, автор правоверных стихов, в мыслях никогда не допускавшая
какой-либо недоброжелательности к правительству, - стояла перед разъяренным
багроволицым главой могущественного в мире государства и робко, тонким
девичьим голосом пыталась возражать. Но Хрущев обрывал ее:
- Лжете! Не верю таким коммунистам! Вот беспартийному Соболеву верю!..
Осанистый Соболев, бывший дворянин, выпускник Петербургского кадетского
корпуса, автор известного романа "Капитальный ремонт", усердно вскакивал,
услужливо выкрикивал:
- Верно, Никита Сергеевич! Верно! Нельзя им верить!
Хрущев свирепо неистовствовал, все съежились и замерли, а в это время
набежали тучи, загремел гром, хлынул бурный ливень. Ей-ей, сам господь бог
решил принять участие в разыгрывавшейся трагедии, неизобретательно прибегая
к избитым драматическим приемам.
Натянутый над праздничными столами тент прогнулся под тяжестью воды, на
членов правительства потекло. Как из-под земли вынырнули бравые парни в
отутюженных костюмах, вооруженные швабрами и кольями, вскочили за спинами
правительства на ограждающий барьер, стали подпирать просевший тент, сливать
воду - на себя. Потоки стекали на их головы, на их отутюженные костюмы, но
парни стоически боролись - самоотверженные атланты, поддерживающие
правительственный свод. А гром не переставал греметь, а ливень хлестал, и
Хрущев неистовствовал:
- Прикидываетесь друзьями! Пакостите за спиной! О буржуазной демократии
мечтаете! Не верю вам!..
Хрупкая Алигер с помертвевшим лбом стояла вытянувшись и уже не пыталась
возражать.
Гости гнулись к столам, поеживались от страха перед державным гневом и
от струек воды, пробивающихся сквозь тент, - атланты оберегали только
правительство. И смущенный Микоян услужливо угощал ближайших к нему гостей