"Владимир Тендряков. Чудотворная" - читать интересную книгу автора - Сказывают, ангелы мои, с той поры, как пропала чудотворная, кажную
ночь купол пилит ктой-то. Кажную ночь перед петухами... - Осиротел храм божий, вот и гнездится всякая нечисть. Родька со страхом и недоумением слушал вспыхнувший разговор, оглядывался. А в темном углу избы, скупо освещенном крошечными свечными огоньками, молчаливо возвышалась икона: на черной доске белели глазные яблоки. 4 Ушли гости. За темным окном в последний раз донеслось плачуще: - Ноженьки мои, ноженьки... Бабка убрала свечи с иконы, потушила лампу. В углу осталась лампадка: на всю темную избу лишь она одна парила в воздухе зеленоватым сонным мотыльком. То крестясь, то застывая с беззвучно шепчущими губами, то с размаху склоняясь к полу, бабка помолилась на сон грядущий. Просто устроен человек. Наотбивала поклонов, ворча и кряхтя, взобралась на простывшую печь, сладко охая, расправила там кости, и через секунду раздался густой храп... Зато Варвара, подоткнув сползшее с разметавшегося Родьки одеяло, в одной рубахе, распустив по спине волосы, опустилась голыми коленями на холодный пол, завороженно уставилась на неподвижный огонек лампадки. Храпит старая Грачиха за спиной. За окном прошумел ветер в молодой листве черемухи. Вдалеке спросонья гаркнул петух, но, видать, не вовремя: Варвара сложила лодочкой на груди руки, начала бессвязно шептать: - Господи милостивый... Никола-угодник... В вечной тревоге живу. Помоги и образумь меня... Каждый вечер, направив лицо в угол, заставленный иконами, Варвара шепчет: "Помоги, господи!" И так уже много лет. Когда-то, в девках, ничего не боялась, не заглядывала со страхом в завтрашний день, не верила ни в бога, ни в черта, за стол садилась, не перекрестив лба, на воркотню матери, старой Грачихи, отвечала: - Будет ныть-то! Отошла ныне мода, крестись себе на здоровье, коли нравится... Самой большой тревогой в ту пору было - придет или не придет Степан на обрыв, к обвалившейся березе. Шла война, парней в селе было не густо; он тоже в отпуск приехал после госпиталя, припадал на раненую ногу. Ресницы у него были что у девки, глаза темные, ласковые, на гитаре играл, подпевал: "Распрямись ты, рожь высокая, тайну свято сохрани..." Сам в это время лукаво посмеивался. Немало в Гумнищах молодых девок, но и она, Варвара, была не из последних - не конопата, не кривобока; бывало, прислонится Степан к высокой груди - замрет, как ребенок. Страшная вера охватывала тогда - никакая сила не оторвет его. "Распрямись ты, рожь высокая..." За весь месяц, пока Степан Гуляев жил в отпуске, не пропустили ни одной ночи. Ничего тогда не боялась Варвара, ни у кого не собиралась просить помощи, помнить не помнила бога... Но вот кончился срок, проводила Степана. Без стеснения, как жена, перед всем селом висела на шее, плакала в голос: "На ко-ого-о ты меня-а |
|
|