"Родольф Тёпфер. Библиотека моего дяди" - читать интересную книгу автора

Какой же, право, чудак был, как я вспомню, мой учитель! Человек высокой
нравственности и педант; почтенный и смешной, важный и комичный, он
одновременно внушал и уважение к себе, и желание подшутить над ним. Однако,
когда слово не расходится с делом, власть строгой честности столь велика,
действие твердых убеждений столь сильно, что хотя г-н Ратен мне казался
забавным, он имел на меня большее влияние, нежели мог бы иметь другой,
гораздо более умелый и толковый наставник, но способный вызвать малейшее
подозрение, что сам он не следует законам морали, которые проповедует мне.
Г-н Ратен был целомудрен до крайности. Читая "Телемака", мы пропускали
целые страницы, нарушавшие, по его мнению, приличия. Он всеми силами
стремился уберечь меня от сочувствия к влюбленной Калипсо и предупреждал,
что в жизни мне встретится множество опасных женщин, похожих на нее. Он
терпеть не мог Калипсо; хоть и богиня, она была ему ненавистна. Что же
касается латинских авторов, то мы их читали не иначе, как в извлечениях,
сделанных иезуитом Жувенси *; но мало этого: мы перескакивали еще и через
многие пассажи, которые даже сей стыдливый иезуит считал безопасными. Вот
почему у меня сложилось столь превратное представление о многих предметах:
вот почему я так ужасно боялся, как бы г-н Ратен не разгадал моих
невиннейших мыслей, содержавших хотя бы намек на любовь, имевших хотя бы
самое отдаленное отношение к презираемой им Калипсо.
______________
* Французский ученый Жозеф де Жувенси (1643 - 1719) занимался
обработкой и изданием римских классиков для школьников.

По этому поводу можно сказать немало. Такая метода воспитания скорее
воспламеняет чувства, чем умеряет их; скорее подавляет, чем предотвращает;
внушает больше предрассудков, чем правил; но главное следствие такого
воспитания - почти неминуемая утрата душевной чистоты: этот нежный цветок
может увянуть от безделицы, и ничто уже не вернет ему жизнь.
Впрочем, г-н Ратен, напичканный латынью и Древним Римом, был в сущности
добряк и больше любил ораторствовать, чем наказывать. По поводу чернильной
кляксы он цитировал Сенеку; укоряя меня за шалость, он ставил мне в пример
Катона Утического *. Единственное, чего он не прощал, это беспричинного
смеха. Чего только не чудилось этому человеку, когда меня разбирал
неудержимый смех: он видел в нем и дух века, и мою раннюю испорченность, и
предвестие моего плачевного будущего. Тут он разглагольствовал страстно и
нескончаемо. Я же приписывал его гнев бородавке, сидевшей у него на носу.
______________
* Римский оратор и философ-стоик Катон Марк Порций Младший, или
Утический (95 - 46 до н. э.) пользовался репутацией честного и неподкупного
человека. Защитник республиканских свобод и противник рвущегося к власти
Юлия Цезаря, он после победы последнего покончил с собой в африканском
городе Утике, бросившись на меч.

Эта бородавка, величиною с турецкую горошину, была увенчана маленьким
пучком очень тонких волосков, имевших к тому же большое гидрометрическое
значение, ибо, как я заметил, они в зависимости от погоды то выпрямлялись,
то завивались. Во время уроков я часто, - без всякой задней мысли, и без
малейшего желания посмеяться, - с любопытством разглядывал этот пучок. В